Книга Невинный сон - Карен Перри

Он посмотрел на меня, и глаза его были такими жалобными и грустными, что на меня накатило чувство вины, и я чуть было не проговорилась.

Прошла минута-другая. Мы сидели рядом. Гарри медленно водил рукой по моему животу, а я слушала, как в камине трещат поленья.

– Гарри, мы все начнем сначала.

– Да, начнем сначала, – откликнулся он.

И замолчал.

Снова пошел снег, он был мягче и падал дольше. Впервые за много лет снежное Рождество. Снег падал и окутывал сад, мягким одеялом покрывал кусты, облеплял крючковатые ветви деревьев и черепицу на крыше, ложился изморозью на окна. Мы без конца топили камин. Мы старались, чтобы в доме было тепло, а на душе легко и приятно, однако холод просачивался сквозь ветхие оконные рамы, свистел в щелях между кирпичами. Нас закрутило в вихре рождественских вечеринок, и я постоянно ощущала усталость и раздражительность, которые я приписывала беременности и растущему напряжению на работе. В офисе становилось все неспокойнее. Проект, который мы так успешно выиграли на конкурсе, отменили, и в фирме поговаривали о том, что нам урежут зарплату.

Холодным вечером в четверг мы с Гарри, надев туристические ботинки, двинулись по снежным улицам к колледжу Блэкрок, где продавались рождественские елки для общества «Сент-Винсент де Пол». Мы выбрали большую пушистую елку и то несли ее, то волочили по земле, пока не добрались до дома. По совершенно непонятной мне причине мы с Гарри в тот день почти не разговаривали. Я была измождена и встревожена. Накануне наш офис устраивал рождественскую вечеринку. Прежде из года в год это было роскошное пиршество, на этот же раз мы пошли в местный бар, и там все свелось к незамысловатой выпивке и бутербродам. Трезвой среди всех была только я. Во время вечеринки один из моих коллег, уже напившись, пустил слух, что после Нового года начнется сокращение штатов. Когда же я подошла к нему и стала расспрашивать о подробностях, он глупо рассмеялся и сказал: «Наверное, вытурят пешек вроде нас с тобой». Тут он увидел, как я встревожилась, и мгновенно сменил тему. Я хотела рассказать об этом эпизоде Гарри, но по-думала, что не стоит его расстраивать. В тот день он, похоже, был погружен в свои собственные мысли, и у меня не было сил разрушить окутавшее нас тягостное мол-чание.

Дома я нарезала на дольки апельсины, начинила их гвоздикой и запекла в духовке. А потом, продев веревочки в высушенные дольки, повесила их на елку. Наш дом запах Рождеством: елочные иглы, пряности, сладковатый аромат апельсина, – и на душе у меня стало легче. Гарри поднялся на чердак и принес лампочки и коробку с елочными игрушками, а потом уселся на пол и, потягивая кофе с виски, наблюдал, как я распутываю гирлянду.

– Это дерево черт знает какое огромное, – оглядывая елку, сказал он. – Похоже, мы перестарались.

– Но и комната тоже большая.

– Не такая уж большая. Эта елка скорее для бального зала.

– А мне она очень нравится. Мне кажется, лучше не бывает.

– У ангела на верхушке начнется головокружение. Может, спилить кое-какие ветки?

– Нет, не надо! Оставь как есть! Подожди, я сейчас повешу лампочки и игрушки, и елка не будет выглядеть так чудовищно.

– Эту елку неплохо бы сначала подстричь. А то потом придется ее кромсать.

– Гарри, пожалуйста, не надо ее кромсать. Оставь ее как есть.

Я распутала гирлянду, встала на стул и попыталась обернуть ею елку.

– Ты уверена, что тебе следует это делать? – с сомнением наблюдая за мной, сказал Гарри. – Женщине в твоем положении?

– Брось, Гарри. Даже не начинай…

– Что именно «не начинай»?

– Ограждать меня от всего подряд.

– Почему? Разве я и раньше это делал?

– Гарри? Ты действительно не помнишь? Когда я ждала Диллона, ты не давал мне и пальцем пошевелить. Я не могла выйти из дома без сопровождения. Стоило мне пронести несколько тарелок от стола к раковине, как ты устраивал истерику!

– Правда?

– Конечно! – рассмеялась я. – С тобой было одно мучение.

Случилось необычное. Мы снова заговорили о Диллоне. Я уже давным-давно запретила себе вспоминать о той прошлой жизни. Я похоронила ее в глубоком подвале памяти. Но теперь, когда во мне затеплилась новая жизнь, я сумела приоткрыть дверь в подвал и впустить в эту маленькую щелку луч света. Мы постепенно, шаг за шагом, снова утверждались в роли родителей. Мы снова вернулись к нашему сыну – к нашим воспоминаниям. Вспоминать о нем по-прежнему было больно – боль никуда не исчезла, но она немного ослабла. Словно ее острые углы слегка сгладились. Я почувствовала, что в силах произнести его имя вслух и услышать, как его произносит Гарри. И при этом я не погрузилась мгновенно в меланхолию.

– А у тебя не маловато игрушек? – шутливо спросил Гарри, заглядывая в большую коробку, полную ангелочков, Санта-Клаусов, игрушечных оленей, колокольчиков и звездочек.

– Но ты же видишь – и дерево не маленькое!

Гарри вынул из коробки деревянного ангелочка с крутящимися ножками и ручками и пальцем принялся подбрасывать его руки и ноги вверх-вниз, вверх-вниз.

– Слушай, сколько лет ты все это собирала?

– Не знаю. Годы и годы. Тут уж ничего не поделаешь – я люблю Рождество.

– Многие любят Рождество. У тебя это просто мания.

Гарри замолчал, уткнулся взглядом в пол, и глаза его затуманились какими-то воспоминаниями.

– А помнишь ту елку, которая была у нас в Танжере? – вдруг спросил он.

Я застыла на месте.

– Наверное, у нас единственных во всем Марокко была настоящая елка. Господи!

– Это точно, – отозвалась я.

Я уставилась на повисшую у меня на руке гирлянду.

Гарри сказал что-то еще, но я уже не слушала. Я перебирала пальцами лампочки, и мои руки слегка задрожали.

– Робин? Ты в порядке?

Я посмотрела на Гарри: в глазах у него была тревога. Мои руки больше не дрожали, но мне было как-то не по себе.

– Я устала, – проговорила я.

Я спустилась со стула и бросила лампочки на диван.

– Я пойду прилягу.

Не глядя на Гарри, я вышла из комнаты.

В субботу перед самым Рождеством мы с Лиз бродили по отделу домашних товаров «Браун Томаса», и обе пытались, уложившись в два часа, купить рождественские подарки. При одном взгляде на цены меня захлестнуло чувство вины: как я буду расплачиваться за дом? Часы на работе сократили – откуда мне взять деньги на подарки для родных? Я была в полной растерянности.

– Как ты думаешь, купить мне эту штуковину для матери Эндрю? – спросила Лиз и протянула мне синюю хлебницу с крышкой из грецкого ореха. – Безумно дорогая, но зато какой вид! Не хочу, чтобы его мать подумала, будто я купила ей первую попавшуюся дешевку, особенно учитывая то, что она собирается готовить рождественский обед для всей нашей честной компании.