Книга Невинный сон - Карен Перри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом, когда я вернулся в Ирландию, она сказала, что хочет устроить службу по Диллону.
– Какую такую службу? – спросил я.
– Просто службу, – сказала она.
– Похороны?
Она не ответила.
– Мы не можем хоронить Диллона, если он не умер.
– Гарри…
– Или если нам неизвестно…
Я уже собрался заказать еще одну кружку пива, когда вдруг засветился экран моего телефона. Сообщение от Дианы. У нее, видимо, сразу включился мой автоответчик. «Знаю, что ты был в Лондоне. Слухами земля полнится. Гарри, позвони мне. Я по тебе скучаю». Я проигнорировал ее послание и выключил телефон. За окном снова повалил снег. Наше бюро прогнозов оставляло желать лучшего. Снега нападало куда больше, чем оно пообещало. Снег падал и падал большими роскошными хлопьями – всепоглощающий снег. Похоже, метеорологические приборы не отличались точностью, а может, их показания не умели верно интерпретировать. Я знал, что и предсказания Хавьера были несколько туманными. Я не дурак. Но в них ничего не утверждалось, в них лишь высказывались предположения; они ничего не исключали, а лишь будили твое воображение. Предсказания почтальона из Дангала о вероятности снегопада были ничуть не менее – если не более – точными, чем прогнозы метеорологов. Я помню, как он говорил: когда солнце освещает горы Блюстак, потом низины и становится коричнево-красным, жди снегопада. Еще он говорил о том, что овцы и другой рогатый скот начинают беситься, метаться и бежать со склонов гор в долины. Такое поведение тоже предвестник снегопада.
Предвестники были налицо. Главное – уметь их правильно интерпретировать. Я не сводил глаз с падающего снега, как вдруг ни с того ни с сего на меня нахлынуло воспоминание. Мы в Танжере. Я лежу на кровати рядом с Диллоном. Мы смотрим телевизор. Передают новости.
– Она говорит это нам? – спрашивает Диллон о ведущей программы.
– Она рассказывает о политиках, которые приехали в нашу страну в гости.
– Пусть она тоже придет ко мне в гости, – говорит Диллон.
На следующей неделе ему исполнялось три года.
– Думаю, она будет очень рада, – говорю я.
Диллон нежно проводит рукой по моему лицу. От щеки до щеки. С теплотой, с любовью.
– Папа, – говорит он, – мне нравится твоя борода.
И добавляет:
– Папа, я тебя люблю.
Я допиваю пиво и, поднимаясь по лестнице из подземного царства алкоголя, размышляю о том, куда приведут меня номера машины, на какую выведут тропу. Засияет ли снова солнце? А тот мальчик на коне – это Диллон?
Гарри не было дома четыре дня подряд. Когда он наконец появился на пороге, то едва держался на ногах. Под глазами темные круги, щетиной зарос так, словно неделю не брился. Несчастный, опустившийся человек. Точнее, тень прежнего человека. Мне вспомнилось, каким он был в Танжере – ярким, живым, искрящимся, любознательным, с неутолимой жаждой жизни. Нет, он не был тогда усталым, изможденным, побитым судьбой человеком с пустым, растерянным взглядом. Мне стало его невероятно жаль.
Я рассказала Гарри о том, что случилось – о кровотечении, больнице, угрозе выкидыша, – он тяжело опустился на диван рядом со мной и уставился в пустоту. А потом, опустив голову, уткнулся лицом в руки и заплакал. Безмолвные слезы. Я не видела его лица, только трясущееся тело и дрожащие руки.
– Гарри.
– Робин, прости меня.
– Ну что ты, милый. Иди ко мне. Не прячься от меня.
Я почувствовала его сопротивление, но потом он медленно повернулся ко мне. Я взяла его руки в свои, а он сидел, потупившись, не в силах посмотреть мне в глаза.
– Не верится, что тебе пришлось все это вынести одно-й.
Гарри поднял на меня глаза, и мне показалось, что в эту минуту все можно было исправить.
– Гарри, я так на тебя сердилась, – неуверенно начала я. – Все те дни, что ты был в отъезде, я пыталась до тебя дозвониться. Звонила и звонила. Прошлой ночью я оставила тебе сообщение, писала, а от тебя никакого ответа. Я не могла предположить, что ты поведешь себя так бесчувственно, так бессердечно. А после того, что случилось, я… можешь представить, что я себе воображала. Наши отношения последнее время были не самыми лучшими. С того дня, как ты выехал из своей студии. С того дня, как я рассказала тебе о ребенке.
Гарри грустно покачал головой и уставился в пол. Я увидела, как у него сжались челюсти, как он стиснул зубы, и тем не менее я продолжала:
– Ты так обрадовался путешествию в Лондон, что я решила: ты ищешь любую возможность сбежать от меня.
– Робин, это неправда.
– Неправда? В эти дни мне казалось, я тебя теряю.
Гарри ничего не ответил. Он ничего не отрицал.
– Тебе тоже так казалось? – спросила я, и он не сразу, но кивнул.
У меня задрожали губы, по щекам покатились слезы, но я, торопливо глотая их, не обращала на это внимания.
– Гарри, мы не должны терять друг друга. После всего, что мы с тобой вместе пережили…
– Робин, я не хочу тебя потерять. Просто…
Он прервал себя на полуслове, но мне показалось, что он сейчас мне что-то расскажет, в чем-то мне признается; мне вспомнились портреты Диллона, и я подумала о той боли, которую Гарри так тщательно от меня скрывал. Я взяла в руки его лицо и заглянула ему в глаза.
– Гарри, у нас начинается новая жизнь. Совсем новая жизнь. Этот ребенок не выдумка. Он у нас родится. Когда я увидела на ультразвуке, как бьется его маленькое сердечко, я поняла: все остальное не имеет никакого значения. Важно только это. И потому я не буду задавать тебе никаких вопросов о Лондоне. Я не буду требовать от тебя объяснений, почему ты не отвечал на мои звонки или почему ты в последнее время так от меня отдалился. Мы должны все это оставить в прошлом, потому что в нашей жизни главное – вот здесь. – Я положила его руку на свой живот.
И хотя живот был еще плоским, я уже думала о младенце в моем чреве, о том, как в глубине моего тела тихонько растет крохотное зернышко.
– Я знаю, моя беременность тебя не обрадовала, – нет, дай мне договорить. Я знаю, что не обрадовала. Но, Гарри, если бы только ты был со мною в больнице! Если бы ты только увидел то, что видела я, ты бы отнесся к этому совсем по-другому. Этот ребенок не Диллон. Никто никогда не займет место Диллона. И тем не менее у нас будет ребенок, и мы можем любить его или ее так же сильно, как мы любили Диллона.
– Я знаю, знаю.
– Гарри, послушай. Больше никакой лжи. Никакого обмана. Я не хочу, чтобы мы хоть что-то скрывали друг от друга. Когда-то мы доверяли друг другу все на свете. Мы могли рассказать друг другу все, что угодно. Ты помнишь?
– Я помню. Я только не могу вспомнить, когда этому пришел конец.