Книга Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы - Джоанна Хиксон

Слуга поспешно удалился, унося таз, где среди рвотных масс багровели сгустки крови. Вопреки заявлению Екатерины я не искусна в лечении, но даже мне стало ясно, что Луи мучает не похмелье, а какой-то страшный недуг.

– Вряд ли Азенкур вызывает кровавую рвоту, – заметила Катрин, такая же зоркая, как и я. – Может быть, стоит употреблять поменьше… «воды жизни»? – смело добавила она.

Луи издал слабый смешок.

– Напротив, сестра, это мое главное лекарство. – Он схватился за простыни, укрывающие его живот. – Оно притупляет боль здесь, где меня грызут демоны. Но, полагаю, ты пришла не для того, чтобы обсуждать мою хворь. В чем дело? Дай угадаю… Что-то связанное с нашей матерью, славной королевой? – Его губы скривились в издевательской усмешке.

Екатерина достала из рукава письмо, присланное Агнессе.

– Нет. Я не виделась с королевой.

– Хорошо. Рад слышать, – удовлетворенно сказал Луи. – Нам всем следовало бы видеть ее пореже. Так что у тебя за дело?

– Вот мое дело. – Екатерина вручила ему письмо. – Жертвами Азенкура стали не только мужчины.

В комнате царил полумрак. Дофин повернул свиток так, чтобы на него падал свет от висящего на стене светильника, быстро прочитал короткое послание и, кривясь от боли, передал его Танги дю Шателю.

– Ох, демоны опять! Разберись, Танги, – простонал Людовик. – А теперь оставьте меня. И позовите камердинера… Скорей!

Мэтр Танги схватил письмо и торопливо выпроводил нас из опочивальни, крикнув распоряжение камердинеру, который мялся за дверью с чистым тазиком в руках.

– К его высочеству! Быстро!

– Бедный Луи, – вздохнула Катрин. – Он так плохо выглядит… Как думаешь, Метта, что с ним?

– Да, давайте спросим мнение вашей знахарки, принцесса, – прервал мэтр Танги, подойдя к нам сзади. – Что вы думаете, добрая женщина?

Я замялась. Ничего не имела против того, чтобы меня называли доброй женщиной, но титул знахарки таил в себе опасность: умение исцелять болезни считалось колдовством.

– Дофин прав, – нерешительно начала я. – Что-то гложет его внутренности. Но это не демоны. В нем слишком много черной желчи, она отравляет. Возможно, повинна «вода жизни», – добавила я без тени осуждения.

– А может, существует еще какая-то причина? – осведомился мэтр Танги. – Еду и питье тщательно проверяют, прежде чем подать их дофину.

– По-вашему, кто-то желает его отравить? – Екатерина остановилась на верхней ступеньке лестницы и встревоженно обернулась к секретарю: – Зачем?

– Всегда найдутся злодеи, желающие причинить вред великим людям, – заметил дю Шатель и обратился ко мне: – Нет ли у вас какого-нибудь испытанного средства, добрая женщина?

На меня возлагают ответственность за здоровье дофина?

– Я нянька, мессир, – сказала я. – Мне ведомы лишь детские недуги. Когда в ребенке слишком много черной желчи, следует исключить красные и зеленые кушанья и кормить только белыми, пока желтушность не исчезнет. То, что его высочество называет своим лекарством, таковым не является.

– Да… – разочарованно вздохнул мэтр дю Шатель. – Ребенку запретить легко, а вот мужчине, особенно принцу… Однако я передам дофину ваши слова. Его высочество уважает ваше мнение.

Я не верила своим ушам: мальчуган, который подкинул гусеницу мне в лиф, уважает мое мнение?!

– Прошу вас, мессир, прочтите письмо, – напомнила Екатерина секретарю. – Его прислали моей фрейлине, мадемуазель де Бланьи. Вы юрист, вам должно быть известно, достоверны ли сведения, изложенные в послании?

Мэтр Танги быстро ознакомился с письмом, аккуратно сложил его и передал Екатерине.

– Изложенные здесь сведения юридически верны, ваше высочество. Земли не могут быть унаследованы женщиной, хотя иногда могут переходить через нее к ее сыну, если нет прямого наследника мужского пола. Здесь наследник имеется. Далее, если деньги, завещанные дочери в приданое, были выплачены монастырю, как в данном случае, то сверх того ей ничего не полагается. Возможно, упомянутое в письме аббатство позволит вашей фрейлине вернуться к ним, когда ее работа у вас будет завершена. На большее она надеяться не вправе. Возможно, было бы лучше, если бы она никогда не покидала монастырских стен.

– Если таков закон, то он несправедлив! – негодующе воскликнула Екатерина. – Вы согласны, мессир?

– Боюсь, мое согласие ничего не изменит, ваше высочество. – Танги виновато поклонился. – Я не рекомендовал бы этого делать, но если ваша фрейлина желает оспорить изложенное в письме, буду рад предложить поверенного. Моей же главной заботой в настоящее время является здоровье дофина.

Он сформулировал отказ в самых вежливых выражениях. Екатерина вспыхнула, резко отвернулась и спустилась по ступенькам лестницы, объятая горьким разочарованием. Принцесса, особа королевской крови остро ощущала свою беспомощность.

Несправедливость положения Агнессы затронула в моей душе чувствительную струнку. Женщинам следует быть осторожными и не протестовать против приоритета мужчин, потому что церковь считает это ересью, но, честно говоря, такое проявление божьей воли было выше моего понимания. Я находила отвратительным и несправедливым, что девушку могли лишить наследства из-за рождения брата, о существовании которого она даже не подозревала, и что мать мальчика на законных основаниях вправе отказать падчерице в приданом, оставив ее в нищете. По крайней мере, я получала ренту с пекарни отца, даже если и не могла сама печь в ней хлеб.

Когда мы вернулись в покои принцессы, нам сообщили, что герцогиня Орлеанская просит немедленной аудиенции. Я предпочла бы избежать встречи с Бонной д’Арманьяк, однако Екатерина попросила меня задержаться.

– Ты знаешь ее, Метта, и ты всегда поддерживала меня в ее присутствии. Агнесса слишком расстроена, от нее помощи не будет. Ты ведь не оставишь меня?

Я села в дальнем углу салона, надеясь, что у Бонны есть дела поважнее, чем сведение старых счетов. Она прибыла, закутанная в траурные вуали и полностью сосредоточенная на Екатерине, к ногам которой немедленно бросилась, минуя формальное приветствие.

– Ваше высочество! – умоляюще воскликнула она, прижав руки к груди. – Только вы можете спасти моего господина. Прошу вас, помогите. – Красота юной герцогини была скрыта завесой вуалей, но сердце мое тревожно забилось при первых же звуках знакомого пронзительного голоса.

– Конечно, я помогу вам, если сумею, – ответила Екатерина. – Нет нужды умолять. Поднимитесь с колен, мадам. Садитесь. Скажите, что я могу для вас сделать?

Шелестя черными шелками, Бонна устроилась на обитом тканью табурете рядом с принцессой.

– Вам наверняка известно, что мой супруг в плену у англичан, – объявила герцогиня. – Он стал жертвой ужасных событий в день святого Криспина.

– Ах, разумеется! – оборвала ее Катрин. – Я глубоко скорблю обо всех погибших в битве при Азенкуре, но ведь герцог находится в добром здравии.