Книга Чарли Чаплин - Питер Акройд

Чарли не терпелось познакомиться со знаменитостями, жившими в Лондоне. С Дж. М. Барри, автором «Питера Пэна», Чаплин встретился за ланчем в Garrick Club, где, как он пишет в «Моем путешествии за границу», смеялся над всем и не осмеливался говорить. Затем они весело провели вечер в квартире Барри. Чаплин приехал в Англию с желанием встретиться с Г. Дж. Уэллсом, и вскоре они стали приятелями. Трудно сказать, что они находили друг в друге. Сам Чаплин, похоже, этого не понимал. Он не знал, то ли Уэллс хотел узнать его поближе, то ли он Уэллса. Знаменитый писатель познакомил его со своей любовницей Ребеккой Уэст. Бекки называла Чарли милашкой… очень серьезным маленьким кокни с серьезной маленькой душой. Впоследствии Чаплин хвастался, что соблазнил ее.

Он также хотел быть представленным Томасу Берку, чей сборник рассказов «Ночи Лаймхауса» (Limehouse Nights) точнее всего совпадал с его видением мрачных сторон родного города. Встретившись в одиннадцать вечера, они шесть часов вдвоем бродили по улицам Восточного Лондона. Два раза, на Майл-энд и в Хокстоне, Чаплина узнавали. Их окружала толпа, из которой доносились крики: «Наш Чарли!» Но Берку показалось, что такая популярность вызывает у Чаплина не столько радость, сколько страх и растерянность. Он был совсем не похож на Бродягу, в нем не было ни одной черты маленького человека.

Берк был тихим и замкнутым, но весьма наблюдательным человеком. Он свидетельствует: «Чаплина не очень интересовали люди, как отдельные, так и все человечество… Думаю, глубоко его ничего не волнует». Он отмечал необыкновенную живость и энергичность Чарли, но если застать его врасплох, то можно заметить устало опущенные уголки рта и стальной взгляд. Берк сравнил Чаплина с бриллиантом или другим драгоценным камнем. А может быть, это кристалл льда. Сидящий перед ним «железный человек» ничем не напоминал одинокого и несчастного Бродягу. Возможно, именно поэтому Чаплин всегда говорил о своем герое в третьем лице – он. Берк также заметил: «В первую очередь Чарли актер. Он живет только в роли, а без нее теряется. И, поскольку он не может найти внутреннего Чаплина, в грустные моменты ему некуда идти, негде укрыться». О Чаплине написаны миллионы слов, но точнее этих, наверное, не было.

Капризы Чарли удивляли некоторых светских людей и известных личностей, с которыми он познакомился в Лондоне. Один из его английских друзей, Эдвард Ноблок, который написал сценарий к «Трем мушкетерам» Фреда Нибло, впоследствии отмечал: «…в Англии вся общественная система построена на пунктуальности и чувстве долга по отношению к другим, и его пренебрежение всеми этими правилами воспринималось с обидой. Боюсь, он очень вредил себе в глазах многих почитателей, опаздывая на встречи или не приходя вовсе».

Чаплин пробыл в Лондоне 10 дней, после чего отплыл во Францию, в Париж. Образ Шарло, как его здесь называли, на родине мушкетеров почитали больше, чем где-либо еще, поскольку искусство пантомимы было там национальной традицией. Когда Чаплин пришел в цирк, зрители узнали о его присутствии, и, как вспоминал один его знакомый, многоликое человеческое чудовище тысячами глоток завопило: «Шарло!» Этот же свидетель продолжает: «Полиция образовала для Чаплина коридор, и его вывели на Пляс Пигаль. Но крик «Шарло!» успел раньше. Площадь и примыкающие к ней бульвары заполнились возбужденной толпой; тысячи людей давились, толкались и кричали. Мужчины хотели до него дотронуться, женщины пытались поцеловать». В конце концов Чаплину вместе с друзьями удалось скрыться на такси. «Все это ерунда! Все шутка, – говорил Чарли. – Уверяю вас, все это можно объяснить. Все это ничего не значит». Однако есть все основания полагать, что он наслаждался обожанием толпы, даже понимая его суетность, и раздражался, когда не встречал его.

Из Парижа Чаплин на поезде поехал в Берлин. Этот город произвел на него гнетущее впечатление. Возможно, одной из причин стал следующий факт, который сформулировал в «Моем путешествии за границу» сам Чарли: «Здесь меня не знали. Обо мне не слышали. Это было мне интересно и в то же время немного обидно».

В Берлине, в Palais Heinroth, он первый раз увидел Полу Негри – польскую актрису, игравшую (на экране и в жизни) роль роковой женщины. К сожалению, Пола не знала английского языка и могла сказать только: «Джазовый парень Чарли».

Негри очень хорошо запомнила этот момент. В своих «Мемуарах звезды» (Memoirs of a Star) она пишет: «Маленький мужчина с печальным подвижным лицом прокладывал себе дорогу к нашему столику. Если бы не его странное лицо, такое живое и такое трогательное, я бы его не заметила. У него была такая необычная внешность, крошечные ступни… и огромная голова, которая выглядела непропорциональной… Единственное, что было в нем физически привлекательного, – это руки, которые всегда держали сигарету».

В конце сентября Чаплин вернулся в Лондон, где еще раз встретился с Г. Дж. Уэллсом и другими известными людьми. Однако теперь все мысли Чарли были о Лос-Анджелесе и о своей студии. Чарли испытал, как он сам выразился, глубокое удовлетворение от приветствовавших его в Париже и Лондоне толп. Но главное место в его жизни по-прежнему занимала работа.

Чаплин вернулся в Нью-Йорк. Он встретился со старыми знакомыми и, вне всяких сомнений, красочно описал свой триумф в Европе. В последний день, проведенный в городе, он познакомился с английским издателем и журналистом Фрэнком Харрисом, которого сопровождал во время посещения тюрьмы Синг-Синг. Харрис приехал туда, чтобы встретиться с ирландским профсоюзным лидером и социалистическим активистом Джимом Ларкином, приговоренным к 10 годам тюрьмы за «криминальную анархию». Чаплин был потрясен и напуган условиями, в которых содержались заключенные, – старые бетонные блоки, маленькие и узкие каменные камеры. Все это бесчеловечно! Он посетил и комнату для приведения в исполнение смертных приговоров, где приговоренных казнили на электрическом стуле. Ему позволили заглянуть в небольшой дворик, в котором в это время гулял осужденный на смерть человек. «Видите его лицо?» – прошептал Чаплин Харрису. Когда кто-то из осужденных попросил поговорить с ним, Чарли ответил: «Как я могу с вами говорить? Что можно сказать, кроме того, что мы все братья в этой жизни, и если я могу вас рассмешить, то вы, клянусь всем святым, можете заставить меня плакать». Потом он добавил: «Если мы свободны, то лишь потому, что нас не поймали. Удачи, парни!» В Лос-Анджелес Чаплин поехал на поезде и по дороге диктовал журналисту воспоминания о своем путешествии.

В этот период у него была необычная подруга. Клэр Шеридан, английская художница и скульптор, после смерти мужа приехала в Соединенные Штаты вместе с маленьким сыном. Чаплин познакомился с ней на званом ужине сразу после возвращения, и они тут же договорились, что Клэр будет лепить его бюст. Кстати, она уже была известна как автор портретов и бюстов лидеров большевиков – Троцкого, Ленина, Зиновьева, Каменева и Дзержинского. Клэр приходилась родственницей Уинстону Черчиллю и драматургу Ричарду Бринсли Шеридану.

Чаплин позировал для нее в доме, который снимал на Бичвуд-драйв в Голливуде, но терпения у него не хватало. Он по настроению менял цвет пижам или халатов, играл на скрипке, включал граммофон и дирижировал воображаемым оркестром. Работа была закончена за три дня, и Чарли, разглядывая скульптуру, сказал, что эта голова могла бы принадлежать преступнику. Он отправился на пикник вместе с Клэр и ее сыном, захватив с собой шофера и повара, но после появления детей и репортеров отдых пришлось прервать. Связь с Клэр, если таковая была, продлилась еще несколько дней.