Книга Дети Хроноса - Питер Аспе

– Тогда он должен был сделать это в спальне Провоста. Я проверил ящики его комода. Во втором ящике такие шарфики лежат стопкой величиной с башню, все аккуратно сложены. Тот, кому нужен кляп, не идет в спальню, чтобы там, очень дисциплинированно и не устраивая беспорядка, вытащить из стопки шелковый шарфик. Нет, мне это кажется слишком мудреным. Я думаю, что Провост кого-то ждал. Во-первых, его ночник еще горел. Во-вторых, я уверен, что ту шелковую пижаму с подходящим к ней шарфиком он надел не случайно.

Ханнелоре покачала головой.

– Ханне, у него была только одна шелковая пижама. Мужчины обычно покупают такие вещи целенаправленно.

– Да ну? – с любопытством спросила она.

– Я имею в виду, определенные мужчины. Видимо, шелк заводит женщин.

– Почему у тебя нет ни одной?

– Потому что шелковая пижама стоит минимум пятнадцать тысяч франков, а я не могу позволить себе такие излишества.

Ван-Ин одним глотком выпил «Дювель» и сразу же заказал еще один. Ханнелоре вторую сигарету не взяла.

– Боюсь, на этот раз я не понимаю, Питер, если только ты не намекаешь на то, что убийцей была женщина.

– Все указывает в этом направлении, – сказал Ван-Ин, нахмурив лоб.

В сущности говоря, Ханнелоре им восхищалась. От того, как он подмечал некоторые вещи, ей становилось даже чуточку завидно. Ван-Ина не беспокоили научные ограничения, которыми тяготится большая часть интеллектуалов. Он рассуждал исходя из своей интуиции.

– Я это зарезюмирую, – решительно заявила она. – В течение вечера Провост ожидает в гости женщину. Он принаряжается, надевает свою самую красивую пижаму, повязывает шарфик и ждет в спальне, пока его гостья не позвонит в дверь. Он впускает ее в дом. Женщина заковывает его в кандалы и убивает через пару часов.

Ван-Ин кивнул. Он считал ее анализ блестящим.

– Половина его коллекции видеокассет садомазо. Поэтому то, что в подобной ситуации Провоста могли сковать, мне удивительным не кажется. Мне не дает покоя время, которое требовалось для этого убийце.

– Почему? Если я не ошибаюсь, игры в стиле садомазо могут длиться часами, – удивленно заметила Ханнелоре. Она не понимала, почему он на этом зациклился.

– Видишь ли, я думаю, что убийство Провоста связано с убийством Герберта. Если Провост умер от вышедшей из-под контроля сексуальной игры, то речь здесь идет о несчастном случае, а я в это не верю. По-моему, Провоста хладнокровно убили, и в таком случае убийце не надо было растягивать экзекуцию на часы.

– Примечательная гипотеза, – одобрила Ханнелоре. – Я задаюсь вопросом, узнаем ли мы когда-нибудь правду.

– Ее надо поискать в недрах НКО, – сказал Ван-Ин, полный решимости. – Если ты обеспечишь ордер на обыск, у Версавела будет шанс взломать все компьютерные файлы.

– Ты знаешь, что я не могу сделать это просто так, – встала она на дыбы. – Ни один следственный судья не одобрит подобное действие на основании нескольких расплывчатых предположений. Представь, что когда-нибудь просочится информация о том, что Версавел незаконно получил доступ к их компьютеру.

Если Ханнелоре переходила на судебный жаргон, Ван-Ин знал, что дальше на нее давить нельзя.

– Тогда не остается ничего другого, кроме как проникнуть в НКО, – сказал он вяло.

План внедрить в НКО агента под прикрытием он обдумал сегодня ночью.

– Неужели ты не можешь придумать ни одного легального способа? – повысила голос Ханнелоре.

– Я открыт для любых дельных предложений, – уступчиво заявил Ван-Ин.

Он знал, что альтернативы нет и что Ханнелоре это тоже осознает. Список имен, вытянутый из Линды Артс Ван-Ином, был бесценным. Люди, которые в нем фигурировали, закон не нарушали. Вилльям Артс, пожалуй, мог бы предоставить полезную информацию о деятельности Love, но он бесследно исчез, и связь между убийствами и НКО «Собственная помощь» основывалась на жалких догадках. То, что империя Лодевейка Вандале основывалась на рискованных делишках, было секретом Полишинеля, но до сих пор никто не смог его ни в чем обвинить.

– О ком ты подумал? – осторожно поинтересовалась она, прощупывая почву.

– В любом случае это должна быть женщина, – сказал Ван-Ин. – И желательно симпатичная.

Ханнелоре улыбнулась. Деликатностью он не отличался, но какая ей разница. Комплимент оставался комплиментом.

– Хорошо, Питер. Но прежде чем ты приступишь, я хочу сначала обсудить дело с прокурором. Если он даст свое согласие, я тебе в этом спокойно помогу.

Ван-Ин осознал, что допустил непростительную оплошность.

– Под симпатичной я вообще-то имел в виду кое-что другое, – усмехнулся он глупо.

– Наверное, кое-кого другого.

– Не пойми меня неправильно, Ханне. Ты беременна. Кроме того, это специфическое полицейское задание.

– Ей меньше тридцати пяти?

Дурачить ее дальше не было смысла.

– Карине Неелс двадцать три, и она специально натренирована для такого рода заданий, – соврал Ван-Ин.

Правдой был только ее возраст. Карине Неелс два года отучилась в полицейской школе. Самыми опасными преступниками, с которыми она до сих пор имела дело, были те, кто парковался в неположенном месте, и пенсионеры, которые не платили налог на собак.

– И ты уверен, что Карине не беременна, – съязвила Ханнелоре.

– Карине – лесбиянка, – снова соврал Ван-Ин.

– А они что, не могут забеременеть? – Ханнелоре смотрела на него воинственно. «Какой же он все-таки милый, – думала она. – Сейчас он еще начнет уверять, что у Карине есть борода и усы».

Ирония, с которой Ханнелоре задала этот вопрос, от Ван-Ина не ускользнула.

– Кроме того, у Карине Неелс вагинизм, – мягко произнес он. – Позавчера я смог лично это установить.

Ханнелоре промолчала. Злить его она не собиралась.

Йос Броуэрс развернул карту Южной Европы. Доминик Верхелст только что ему перезвонил. Шестнадцать миллионов все еще лежали на счете Артса в Риме. Броуэрс пытался влезть в шкуру своей жертвы. Как сказал Вандале, Артс был хитрым типом. Значит, между городом Римом и укрытием беглеца должна существовать связь. Бывший жандарм задумчиво оторвал целлофан с упаковки мятной жвачки, разорвал обертку и положил пластинку жвачки в рот.

Большинство исследователей неизменно делают одну и ту же ошибку. Они думают, что решение проблемы прямо пропорционально ее сложности. Нет большего заблуждения, чем это. Сложность – не что иное, как совокупность простых элементов. Йос Броуэрс знал, что правильный анализ проблемы обычно составляет половину ее решения. Этим он был обязан математическому складу ума, который унаследовал от своего отца. Броуэрс-старший всю свою жизнь проработал младшим сотрудником в банке. Никто никогда не видел, чтобы он пользовался калькулятором. Пределом его мечтаний было то, чтобы сын когда-нибудь стал гражданским инженером. Поставив перед собой эту цель, он изматывал себя днями и ночами. Но судьба капризна, и планы – это всегда творения рук человеческих. Когда уже на первом году обучения Йос Броуэрс смог проявить себя с лучшей стороны, его отец умер от сердечного приступа. В то время социальное обеспечение было еще скудным. Йос Броуэрс был вынужден прервать учебу. Он устроился на работу в жандармерию, прошел тяжелую подготовку, подвергаясь унижениям и произволу со стороны начальства. На протяжении более чем десяти лет он отдавал свою зарплату маме. Вместо него учились его братья и сестры. Когда в один прекрасный день они получили дипломы, то стали им пренебрегать. Им было стыдно, что их старший брат стал всего лишь жандармом. Но у каждой драмы есть поворотная точка. Греки называют ее катарсисом. Сам Броуэрс предпочитал слово turning point[46], имеющее более современное звучание. Шесть лет назад он решил снова взять жизнь в свои руки. Он уволился из жандармерии и поклялся отомстить своей заносчивой семье. Достигнуть этой цели можно было единственным способом: став богаче, чем его брат Якоб – окулист, добившись большего престижа, чем Берт – актер «мыльных опер», заполучив больше свободы, чем Криста – скульптор, и добиться большего влияния, чем Кэти – член совета провинции. Пункты «богатство» и «свобода» он выполнил на «отлично». Престиж и влияние он имел в определенных кругах и был этим доволен. Броуэрс взял циркуль, посмотрел масштаб карты и начертил вокруг Рима круг радиусом пятьсот километров.