Книга Пейзаж с убийцей - Светлана Чехонадская

«Я ничего не хочу сказать! — обиделся он, поскольку даже не знал подробностей дела. — Точнее, я говорю то, что видел собственными глазами».

«Ты неправильно понял… Или… Она обо всем догадалась и теперь пудрит нам мозги! Какая хитрая, а?»

В общем, было поручено продолжать наблюдение.

Он газанул, задев колесами обочину. Из-под колес полетел гравий.

Машина повернула на Корчаковку.

Глава 14

ТАЕЖНЫЙ ЛЮД

Одно из первых удивлений жителя европейской части России, попадающего в Сибирь — это ее жители. Конечно, неправильно объединять их всех под одним словом, ведь речь идет о гигантских пространствах, о сотнях очень разных городов, имеющих разный климат, разную природу, разную историю. Но все-таки, как южане похожи друг на друга, откуда бы они ни происходили родом — из Ростова-на-Дону, Нальчика или Геленджика — так и все сибиряки имеют много общего.

Тем, кто в Сибири никогда не был, кажется, что это огромная территория, поросшая вечнозеленой тайгой. Такое представление — распространенное заблуждение, как и уверенность в том, что тайга состоит из елей, сосен и кедров. Нет, главное дерево тайги — лиственница, а это, несомненно, полностью меняет картину. Лиственница осенью желтеет, а зимой сбрасывает свою поддельную хвою, и, следовательно, ни о каких вечнозеленых пространствах речи не идет.

Да и не вся Сибирь покрыта лесами. Омская область, к примеру, целиком степная с вкраплениями березняка, только на самом ее севере попадаются серьезные боры, но на этом севере большинство омичей никогда не бывали — далеко.

Вообще, большие расстояния между соседними населенными пунктами — одна из главных сибирских особенностей. Ближайший крупный сосед Бодайбо — город Иркутск — находится от него на расстоянии в тысячу сто километров! Это при том, что Бодайбо входит в Иркутскую область! Ну, это ладно, это Восточная Сибирь, где о каком-то населении вообще следует говорить с большой натяжкой, но и в Западной Сибири, считающей себя почти Европой, расстояния не маленькие. Между соседями Омском и Новосибирском более восьмисот километров — и не очень-то обжитых километров, что, кстати, несправедливо: это красивые, живописные и очень теплые места. По крайней мере, от московского здешний климат отличается не сильно: зима чуть-чуть холоднее, но зато и лето намного жарче.

Совсем уж благодатные края — на Алтае. Здесь вообще курорт. Солнечные дни стоят почти круглый год, лето радует зноем, который так приятно остужать в чистых полноводных реках, а зима искристая, ослепительная. Может быть, во многом из-за хорошего климата и начали здесь селиться с незапамятных времен разные люди, не желающие играть по европейским правилам.

Собственно, первые недовольные образовались еще при патриархе Никоне. Власти потихоньку вытесняли староверов на север и на восток, постепенно единственным их плацдармом восток и остался. Это московский журналист Песков, узнавший историю старообрядцев Лыковых, был потрясен и посчитал, что открыл почти инопланетян — местные жители о них прекрасно знали и до Пескова. Знали, но никому не рассказывали — болтать здесь не принято. Мало ли кто приехал в тайгу! Мало ли к каким последствиям может привести болтливость! Здесь у многих свои истории, о которых лучше бы забыть навсегда.

Считается, что сталинский гнет был куда хуже петровского и лазеек почти не оставлял. Это не совсем так. Уже в наши времена появились удивительные рассказы о людях, прятавшихся от репрессий и, что удивительно, делавших это успешно! Например, писали об одном человеке, который несколько лет ездил на поезде Москва-Владивосток туда и обратно, и переждал-таки культ личности! Но ведь вовсе не обязательно было ему жить в поезде: сошел бы на одной из остановок после Урала и точно так же затерялся бы. В Сибири таких историй — пруд пруди. Но мы их никогда не услышим…

Нежелание болтать — одно из определяющих качеств сибирского характера.

…Нельзя сказать, что деревня Корчаковка находится на отшибе. Железная дорога, идущая рядом — это, между прочим, Транссибирская магистраль, крупнейшая железнодорожная трасса мира. Но как-то так сложилось, что отгородившаяся от дороги деревня отгородилась и от страны. По крайней мере, в Корчаковке часто селились разные темные личности. Расспрашивать было не принято, но все равно многое узнавалось само. Принадлежность к преступному миру не считалась здесь особым грехом, но не потому, что, как выразилась продавщица корчаковского магазина, в деревне вор на воре, а потому, что здесь уже генетически привыкли: не всякий, за кем гоняется власть — большой грешник.

Разумеется, жили здесь и настоящие воры и даже потомственные воры — то есть дети и внуки воров. В разные годы они сами или их предки остановились в этой деревне, вдруг ощутив кожей, что здесь удобно прятаться и удобно жить, никому не мешая. Несмотря на то, что мимо идут и идут поезда, мир не видит Корчаковки и не испытывает к ней никаких эмоций — а главное, не испытывает любопытства.

Фекла Суботникова никакого отношения к криминальному миру не имела. Более того, по всем законам судьбы она должна была покинуть свою родную деревню еще в ранней молодости, после удачного замужества.

Мужа ей подарила Транссибирская магистраль — Фекла вышла за проезжего офицерика, тоже сибиряка. Офицерик оказался добрым, трудолюбивым и, вообще, правильным. Оказался он и везучим: в войну его даже не ранило. Непьющий парень был замечен, где надо, и его вместе с молодой женой отправили в послевоенную Германию, где они и прожили пять лет. Уезжали с огромными чемоданами, набитыми панбархатом, плюшевыми скатертями, гобеленами с оленями и тетеревами, фарфоровыми балеринами, кокетливо выставившими ножку. Везли также картины с ангелами, цветной хрусталь и сервизы с «Мадоннами».

Им предлагали на выбор разные места, но раздобревшая и красивая Фекла заявила, что тоскует по Сибири. Офицер Суботников был с ней согласен, так что вернулись в Сибирь. Офицер получил квартиру в Новосибирске, а дом в Корчаковке они использовали как дачу. Но потом дети подросли, и Фекла уговорила мужа переехать из города окончательно.

Офицер Суботников умер от инфаркта — во сне. Было ему совсем немного лет — чуть больше пятидесяти, но смерть была настолько завидная, что никому даже в голову не пришло пожалеть его. После смерти мужа Фекла начала попивать. Собственно, жизнь ее тогда и кончилась, теперь она лишь доживала, но понимала при этом, что доживать придется очень долго — они с мужем были ровесники, а сердце ее было здоровым. Пила Фекла якобы тайно, главным образом, скрывая свой порок от детей. Те, конечно, все понимали и очень мучились: мать они любили и забрали бы ее к себе, не задумываясь ни секунды, еще бы и спорили, с кем жить будет.

Но она не хотела. Вот, пожалуй, из-за этого упорного нежелания жить с детьми, буквально задаривавшими ее вещами и фруктами, Суботиха и считалась в Корчаковке немного с приветом.

…Уже темнело, когда в дом постучали. Суботиха отложила книгу и пошла к дверям, шаркая по старым доскам, но машинально обходя при этом самые скрипучие — их Феклины ноги знали наизусть.