Книга Развитие интуиции. Как принимать верные решения без сомнений и стресса - Гай Клакстон

Скульптор Генри Мур подробно описал «двуличность» особых умственных способностей:

«Если скульптор или художник слишком часто говорит или пишет о своей работе, он совершает большую ошибку. Для нашей работы необходимо сбросить напряжение. Пытаясь точно и логически выразить законченную цель, художник становится теоретиком, а его работы – понятиями, выраженными словами и терминами. Но несмотря на то, что важную роль в работе играет нелогический, инстинктивный или подсознательный аспект разума, художник использует еще и сознательный аспект разума, который тоже работает. Художник творит, сконцентрировавшись на себе, и его сознательное разрешает конфликты, выстраивает в логическую цепочку воспоминания и не дает ему двигаться в двух направлениях одновременно»{84}.

Мне кажется, раскрывшиеся творческие способности можно сравнить с биологической эволюцией. Еще в 1946 году Ральф Джерард предположил, что воображение и интуиция по отношению к идеям делают то же самое, что мутация для животных. Они создают множество новых форм, часть из которых менее жизнеспособна и в меньшей степени отвечает требованиям окружающей среды, чем те, которые уже существуют. Но другие – вероятно, их меньшинство – имеют новые особенности и качества, которые могут приспособиться к среде. Субразум обеспечивает приток идей, как годных, так и неподходящих. Рассудок и логика в этом случае играют роль среды, испытывая на прочность каждую идею, и выживают только самые достойные{85}. Позже нейрофизиолог Джеральд Эдельман, автор теории нейродарвинизма, предположил, что похожий процесс представляет собой развитие разных цепочек в мозгу. Те связи, которые работают на пользу животному, усиливаются, а те, что невостребованы, – постепенно исчезают{86}. Однако подобная аналогия не совсем правильна, потому что субразум, в отличие от процесса образования генетических мутаций, создает не случайные вариации того, что уже существует, а сложные, тщательно проработанные идеи; не просто предположения, а хорошие, обоснованные предположения. Субразум «разумен», в то время как мутация, насколько мне известно, таковым качеством не обладает.

Многие художники и писатели говорят о необходимости сознательного мышления, оно помогает спасти творческий процесс, когда интуиция застаивается (что происходит с ней нередко). Если повезет, как, например, Кольриджу с «Кубла-ханом», субразум сделает все за вас. Творческая идея сама прокладывает себе путь, а сознанию остается только записать ее. Однако это не всегда так. Интуицией не получится управлять, и иногда она «начинает забастовку» еще до того, как работа закончена. Эми Лоуэл как-то сказала: «Подсознательное… неуравновешенный союзник. Часто он опускает руки в самые критические моменты, и от него не добиться ни слова. И тут необходимо обратиться к профессиональным поэтическим навыкам, которые должны заполнить пропуски, которые оставило подсознательное… Вот почему нужно быть одновременно прирожденным поэтом и сознательно развивать поэтическое мастерство. Подсознательное должно постоянно работать на него, иначе ему никогда не стать поэтом, но при этом он должен обладать знаниями и талантом, чтобы вовремя “залатывать дыры”»{87}.

Хаусман, который больше всех знал о разрушительной силе рассудка, тем не менее был вынужден обратиться нему, чтобы закончить стихотворение:

«Выпив кружку пива за обедом… я уходил прогуляться на 2–3 часа. Я бродил, не думая ни о чем конкретном, просто наблюдая, что происходит вокруг, как сменяются времена года. Вдруг непостижимым образом в голове начинали возникать то строчка или две, то целое четверостишие, при этом их сопровождало, но никак им не предшествовало слабое представление о том, что это должно быть стихотворение… Когда я возвращался домой, то все записывал, оставляя пропуски в надежде, что однажды ко мне снова придет вдохновение. Иногда так и получалось, если я выходил на прогулку в благоприятном расположении духа, открытый новым идеям. Но иногда мне приходилось брать все в свои руки и заканчивать стихотворение сознательно, с помощью рассудка, при этом я нервничал и беспокоился. Такая работа сопровождалась расстройствами и была для меня тяжелым испытанием, а иногда оканчивалась провалом. Я отчетливо помню, как создавалось стихотворение, которое напечатано в самом конце 1-го тома. Два четверостишия (я не уточняю, какие именно) пришли мне в голову, когда я шел по парку Хэмпстед-хит от паба “Испанец” к храму Фортуны, причем именно в том виде, в котором они напечатаны в книге. Третье появилось, пока я пил чай, но его пришлось поуговаривать. Нужно было еще одно, но оно никак не сочинялось. Тогда я решил придумать его сам, и это было очень тяжело. Я переписывал его 13 раз, и прошел почти год до того, как я его закончил»{88}.

Творческий ум постоянно балансирует между созерцанием и размышлением. Он, как на качелях, может свободно переноситься от сознательного образа мысли – целенаправленного, четкого и сосредоточенного – к интуиции – расплывчатой и эфемерной. Однако можно потерять равновесие и застрять в каком-то одном режиме. И если сбить это раскачивание от одного режима к другому, понадобятся время и усилия, чтобы снова его запустить. Процесс восстановления взаимодействия между разными режимами познания наглядно представлен в исследовании путей познания у женщин, которое проводила Мери Беленки с коллегами{89}. Они подробно исследовали опыт женщин разных возрастов и происхождения, имеющих формальное образование, и выделили пять стадий, которые они прошли на пути к самосовершенствованию и уверенности в себе как в субъекте познания.

Результаты исследований показывают, что на ранних стадиях развития многие женщины, особенно те, у которых был весьма небольшой опыт обучения в учебных заведениях, чувствовали себя беспомощными и даже глупыми, когда сталкивались с рациональным и четким способом познания. Они чувствовали себя так, как будто у них нет собственного голоса, и трепетали перед теми, чье р-состояние заявляло о себе громко и уверенно (главным образом это касалось мужчин, хотя были и женщины). Но в какой-то момент они осознавали, что их опыт, ощущения и интуиция имеют вес. На этом этапе, который авторы исследования назвали «субъективное познание», опрашиваемые почувствовали первые ростки «гносеологической компетенции», несмотря на то что это было связано не со способностью рассуждать и мыслить четко, а с формированием нового отношения к внутреннему голосу. Истина была найдена не в споре или обсуждении, а путем пробуждения внутренних ощущений. Как будто «непреложная истина» перевесила мнения «внешнего мира».