Книга Охотницы - Элизабет Мэй

Упав на пол, cù sìth снова прыгает на меня, полосуя кожу зубами. Я прикусываю язык, чтобы не кричать, да так сильно, чтобы кровь полилась в рот.

Мне удается сделать так, что я, крепко зажав сейгфлюр в кулаке, оказываюсь сверху. Я оборачиваю его вокруг шеи cù sìth и с силой тяну. Гончая взвизгивает, потом тонко хрипит.

Cù sìth выгибается, пытаясь запустить зубы мне в руку. Сейгфлюр жжет гриву на шее фейри, вонь горелого меха и плоти забивает мне ноздри. Я отворачиваюсь и усиливаю натяжение импровизированной гарроты из репейника, пока тело гончей не начинает слабеть. Мышцы расслабляются, когда она снова пытается схватить воздух.

Убедившись, что она достаточно ослабела и не сможет драться, я сдергиваю удавку, разжимаю фейри пасть и, чтобы не передумать, сую туда ожерелье.

В тот же миг, как сейгфлюр выскальзывает из моих пальцев, фейри исчезает. Невидимые зубы рассекают мою перчатку и вспарывают кожу, когда я поспешно отдергиваю кисть. Я прикидываю, где находится пасть, и сжимаю ее, не позволяя собаке раскрыть челюсти. Фейри почти не бьется, умирая.

Я соскальзываю с cù sìth, и ее сила наполняет меня. Освобождение. Оно словно свет, радостное ощущение полета, невесомости и парения над миром. Подальше от боли, вины, смерти — в место, где я наверняка больше не испытаю боли. Я поднимаюсь, пока хватает кислорода, пока…

— Айлиэн? — шепчет голос.

Если бы я стояла, то упала бы. Боль и ярость снова в моей груди, вернулись воспоминания и вина. Они прячутся в пропасть во мне, и легкий восторг полета исчезает вместе с ними.

Я открываю глаза и вижу, что надо мной стоит Гэвин. Он облегченно вздыхает.

— Я думал, ты умерла.

— Меня довольно сложно убить.

Он берет меня за руку.

— Я гордился своим спокойствием, — говорит он, и дыхание дается ему с очевидным усилием. — И тем, что редко срываюсь в истерику. Но раз уж ситуация этого требует… Какого дьявола это было?

— Я убила cù sìth. Ты не мог этого не заметить.

— Когда ты сказала, что не собираешься бежать, я решил, что у тебя есть план. Я не думал, что этот план представляет собой битву до смерти.

— А как еще?

Я вскрикиваю от боли, когда Гэвин помогает мне встать.

— Ты ранена, — говорит он, поднося мою руку к глазам, чтобы оценить раны.

Он смотрит на пальцы, которые располосовали зубы cù sìth. Там будут мои новые шрамы.

Я смотрю на комнату и вздрагиваю, оценив ущерб.

— Прости за кабинет. Меня удивляет, что никто еще не прибежал на шум, который мы тут подняли.

Мебель сломана. Деревянные обломки смешались с битыми стеклами из окон. Вся коллекция из шкафов рассыпана по комнате. Единственное, что уцелело, — это камин, дрова в котором все так же продолжают гореть. Можно считать достижением то, что я в него не попала.

— Там почти не слышно, что происходит в этой части дома, — говорит он. — И я уверен, что нам помогла музыка. Никогда меня так не радовало решение матушки нанять оркестр. — Он смотрит под ноги, где лежит невидимая мне мертвая гончая. — По крайней мере они не смогли услышать его. Я был уверен, что этот проклятый вой разорвет мне барабанные перепонки.

Гэвин внимательно рассматривает мою рану.

Я говорю:

— На самом деле это был не вой — это сила гончей. Просто человеческие уши интерпретируют ее как звук… Ой!

Это он ткнул пальцем в чертову рану.

— Прости. Рана выглядит глубокой.

— Вот и не ройся в ней! — не сдерживаюсь я. — Она просто адски болит. У тебя есть сшивальщики?

— Матушка их не держит.

Я вздыхаю.

— Конечно же, не держит.

— Неужели тебя ничуть не беспокоит то, что случайный фейри атаковал нас и что ты истекаешь кровью в моем кабинете?

— Не беспокоит. Это не первые царапины, которые я заработала, и, уверяю тебя, далеко не самые худшие.

Он моргает.

— Знаешь, я не нахожу это достаточно утешительным.

— Я и не намеревалась тебя утешать.

Я отталкиваю его и нетвердо шагаю к перевернутой кушетке, чтобы присесть.

— Я рассказал тебе свой секрет, — говорит Гэвин. — Но ты свою тайну мне не открыла. Что еще ты скрываешь?

Он подходит и сжимает мою руку в перчатке. Я прикусываю губу, чтобы не закричать, потому что укусы болят невыносимо. Гэвин сует руку в карман брюк и достает носовой платок.

Он смотрит на меня, бинтуя рану.

— Разве это не гнетет тебя? — спрашивает он. — Мне было тяжело.

Мы играем свои роли, притворяясь людьми, которыми были когда-то. Мы оба неким образом сломаны, но разница в том, что я убийца. Во мне живет тьма, которой не обладает он.

— Я не могу сейчас об этом думать, — говорю я. — Если я…

Гэвин резко оборачивается к окну.

— О… — говорит он.

Слабый привкус имбирного хлеба и сладости щекочет мой язык.

— Деррик, — говорю я.

— Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, — произносит Гэвин в пространство и смотрит на меня. — Это твой пикси, ты с ним и общайся.

— Деррик, покажись. Я тебя не вижу.

Деррик появляется в тот самый миг, когда Гэвин говорит:

— Что?

Пикси летит ко мне.

— Я ждал в саду, а потом мне показалось, что я услышал cù sìth, я прилетел сюда проверить и…

Он начинает лопотать на собственном языке, словно совершенно забыл, что нужно говорить на английском. Его крылья почти не видны и движутся с громким жужжанием.

— Повтори последнюю часть по-английски, — говорю я.

— Их там целая армия, — выпаливает он. — И они уже практически здесь.

Глава 18

Боль от ран исчезает почти сразу. Достаточно лишь обещания битвы, и словно мягкий свет струится по моему телу. Снова охота, снова погоня…

— Сколько? — спрашиваю я.

— Два десятка, — говорит Деррик. — Может, три.

Я на краткий миг закрываю глаза. Оружия, которого я взяла с собой, недостаточно для такого количества врагов.

— Найди Киарана и скажи ему, что мне нужна помощь. И постарайся не оскорблять его, когда будешь это говорить.

Деррик впервые не спорит.

— А как же ты?

Я подхожу к окну — легкому пути отступления теперь, когда расписные окна исчезли. Слава богу, кабинет Гэвина находится на первом этаже.