Книга Военные преступники Сталин и Берия. Победа вопреки палачам - Дмитрий Винтер

А строительство железных дорог — например, от Салехарда до Игарки? Как его объяснить? Необходимостью освоения Севера? Но что, после 1953 г. потребность в таком освоении отпала? Скорее, наоборот: теперь «на Севера» поехали в основном не зэки, а комсомольцы-добровольцы, так что потребность в развитии инфраструктуры резко выросла. Почему же это дорогу бросили?

Сам Кремлев пишет, что после смерти Сталина одной из инициатив Берия станет сворачивание ряда «нецелесообразных, но отнимающих много средств промышленных проектов» (3. С. 167). Это дорога «Салехард — Игарка»-то для освоения Севера «нецелесообразна»?!

Сам Берия среди «нецелесообразных, но отнимающих много средств промышленных проектов» (в записи от 1 апреля 1953 г.) называет также Татарский туннель (т. е. под Татарским проливом, отделяющим Сахалин от материка) (3. С. 213). Но бросили и его. Все эти объекты, отмечает К. Закорецкий, строились в большом секрете и были брошены. Но именно такова судьба большей части объектов, создаваемых по военным планам: со временем потребность в них отпадает…[195]

Итак, посыл первый — последняя фраза Закорецкого: все эти объекты строились в большом секрете и были брошены; но именно такова судьба большей части объектов, создаваемых по военным планам: со временем потребность в них отпадает.

Посыл второй: все эти объекты были брошены.

Вывод? Выводы делайте сами…

«Укрепление тыла»

Об интриганстве и мухах на сладком

Понятное дело, для подготовки к войне необходимо укреплять тыл. И этот процесс шел! О подготовке чистки партийного Олимпа от «деморализованных» Молотовых и Микоянов уже сказано. Но ими дело отнюдь не ограничивалось.

Еще в феврале 1946 г. Берия констатирует, что больше трех миллионов коммунистов погибло в войну, причем «из них не меньше 200 тысяч это была партийная молодая гвардия… это все те же в будущем руководители экономики. Грамотные, честные, преданные…».

Тут мы прервем цитирования бериевского дневника и вспомним хотя бы сосидельца А. Солженицына по первой камере крупного инженерного работника Леонида 3-ва. Отметив узость кругозора 3-ва, не интересовавшегося ничем, кроме основной работы («Он считал, что существует американский язык…, о Пушкине не знал ничего, кроме скабрезных анекдотов, а о Толстом — только то, что тот — депутат Верховного Совета» (т. е. явно путал Льва Толстого с Алексеем Толстым. — Д. В.), Солженицын затем спрашивает:

«Но затото был он стопроцентный? Но затото был он тот самый сознательный пролетарский, которых воспитывали на смену Пальчинскому и фон Мекку («буржуазные» инженеры, расстрелянные в 1929–1930 гг. — Д. В.). Вот поразительно: нет! Как-то обсуждали мы с ним ход войны, и я сказал, что с первого дня ни на миг не сомневался в нашей победе над немцами. Он резко взглянул на меня, не поверил: «Ах, Саша, Саша, а я уверен был, что немцы победят. Это меня и погубило!»[196]Вот вам и «преданный»!

Скажете, он и в тюрьму попал? Отвечаю: так ведь не за это: погубило его совсем другое, а именно то, что, зазнавшись, отказал какому-то прокурору в стройматериалах для дачи.[197]

Но продолжим цитирование бериевских дневников: «…а сейчас лезет всякая ср. нь, как мухи на сладкое» (3. С. 13). Ну, насчет послевоенных, может, и верно (хотя вопрос: а те, кто «пролез» по многочисленным «сталинским» призывам 1924–1940 гг. вместо сначала оттесненных от власти, а потом и репрессированных «старых большевиков» — лучше ли были в массе своей? —Д. В.), однако почему Берия при этом умалчивает о тех, кто вступил в партию на фронте? Уж там-то точно не «лезли, как мухи на сладкое»: в ту пору единственной привилегией коммуниста (рядового члена партии, а не функционера, естественно) действительно зачастую было первым подняться в атаку.

Зато высшее партийное руководство у Кремлева в комментариях — просто ангелы во плоти. С пеной у рта он отрицает наличие в руководстве того времени интри г в борьбе за власть и карьеризма (ну, только расстрелянные в 1950 г. Кузнецов и Вознесенский «этот гнусный и гнилой дух» в партийное руководство при Сталине и вносили да еще Абакумова этими «бациллами» заразили, к чему тот, впрочем, и без их влияния был склонен (3. С. 48), за что, мол, и поплатились и они, и Абакумов, а так все началось с Хрущева).

Хотя из тех же бериевских дневников можно сделать и другие выводы. Так, в конце апреля 1944 г., когда возник вопрос о назначении Берия заместителем председателя Государственного Комитета Обороны, то Молотов, по словам Берия, вел себя так: «Радости не видно, что такой воз свалился. Завистливый все-таки человек. И злопамятный» (2. С. 155).

А теперь — о «ленинградцах». О Кузнецове Берия так и пишет: «Кузнецов парень с большими амбициями и зас. нец».

Характеристика, вообще-то, ко многим видным политикам подходящая, но отнюдь не достаточная для столь резкой оценки («гнусный и гнилой дух… вносили» и т. д.). Впечатление, что логика тут очень проста: кого расстреляли, тот и интриган и карьерист, а все прочие ни-ни! «Добро всегда побеждает: кто победил, тот и добрый». В переводе на сталинский язык: расстрелян — значит, виновен.

Есть, впрочем, и такие интриганы, которых «недорасстреляли», как Хрущева. Ненависть к последнему у Кремлева зашкаливает за все пределы: «Лишь один человек (если его можно назвать человеком) обманул Сталина, и это стоило тому жизни, а России ее державного величия». При этом обманул Хрущев не ум Сталина, а его душу, поскольку Сталин — «сам в своей нравственной основе человек чистый и простодушный» — просто не мог представить себе, что так может продать давний соратник» (3. С. 174–175).

Ну, если так, то на Иосифа Виссарионовича явно старческий склероз напал. Забыл, вероятно, в старческой «чистоте и простодушии», как в конце 1925 г. наехал, например, на Зиновьева и Каменева, которые полутора годами раньше спасли его от поражения в борьбе с Троцким. А на слова Зиновьева и Каменева о том, что неплохо бы, мол, об этом факте помнить и быть благодарным, ответил, что «благодарность — это собачья болезнь».

Впрочем, если все сказанное о «коварном Хрущеве, подло обманувшем чистого и простодушного Сталина», и принять за чистую монету, то возникает вопрос: и чего стоит «державное величие», которое держится на непрерывном терроре (см. выше хотя бы о майоре Ульяниче…) и которое даже и при этом единственный затесавшийся в окружение вождя интриган может порушить? А если таких «затесавшихся в окружение вождя интриганов» было много, то опять-таки вопрос: откуда они взялись? Может, слишком много майоров Ульяничей получали большие лагерные сроки «за длинный язык», то есть в переводе со сталинского «новояза», ни за что? И соответственно испытывали желание порушить созданную Сталиным систему и заменить ее чем-то более безопасным?