Книга Мешок с неприятностями - Марина Серова

Лечи вскочил из-за стола. По его лицу было видно, что он раздумывает — выхватить свой автоматический пистолет американского производства, рукоятка которого оттопыривала полу его кожаной куртки, прямо сейчас или еще подождать. А пока он раздумывал над этим, из-за моей спины поступила реплика, которой не ожидал никто:

— Полмиллиона баксов за один хапок? Вот это круто, командир! Слышал бы Ослиное Ухо, бедняга, да упокоит Аллах его грешную душу… Ты же был для него все равно что Мухаммед-пророк!

Отрывистый лай чеченца перекрыл презрительный смех моего недавнего конвоира, завершивший эти его слова. Не знаю, на каком языке Лечи обратился к подчиненному, только вряд ли это было безобидное дружеское замечание: мол, будет тебе, брат Али…

Кадыр-оглы ответил так же отрывисто, хлестко и недвусмысленно: братья по оружию обменялись «любезностями». А я поймала себя на мысли, что отпетый бандит Алик нравится мне все больше и больше. Безусловно, ничего глупее в голову прийти не могло.

Пропустив ругательства через себя, как выражался один профессор в юридическом институте, командир Акмерханов выдавил, ни на кого не глядя:

— Ладно, оставим эти идиотские разборки, теперь не время… — и снова повернулся ко мне, до сих пор безмолвно сидевшей на стуле. — Сперва надо закончить с товарищем капитаном. Отвечай быстро и четко: что известно гэбистам? О чем ты успела настучать, сучка? Только без выпендрежа, а то всажу тебе пулю между глаз!

В подтверждение Лечи вытащил пистолет и положил его перед собою на стол, сверля меня пустыми глазами профессионального убийцы.

— Что известно ФСБ? — Я гордо выпрямилась, положив ногу на ногу, и ответила чеченцу презрительным взглядом. — Уже полтора месяца я веду это дело, а расколол меня Кохнадзе только сегодня. Разумеется, моему начальству известно все!

Я поняла: пришел мой час. Мне очень не хотелось говорить — «последний». Друзья из ФСБ что-то не спешат на помощь. Да если они и явятся сию минуту — что с того? Все равно для меня это будет слишком поздно! "Никакой «Альфе» не вытащить тебя, Таня дорогая, из подвала без окон, без дверей, охраняемого десятком вооруженных до зубов головорезов, — подтвердил мои собственные опасения мой любимый внутренний голос. И очень оптимистично добавил:

— Живой, я имею в виду". Что ж, пуля меж глаз — не слишком приятная перспектива для красивой, здоровой и небедной женщины, которой нет еще и тридцати. Но это все же лучше, чем поступить в распоряжение Реваза и его бригады по разделке туш.

— ФСБ известны все связи Альберта Кравчука, все эпизоды, подпадающие под действие Уголовного кодекса, по крайней мере, за последние полгода, — с удовольствием сообщила я и привела несколько ярких примеров. — Известно, как и когда вы стали партнерами, Лечи. Кстати, случилось это в недобрый для тебя час! Мы прослушивали все телефонные разговоры «сладкой парочки». Чтоб ты знал — это кодовое наименование Кравчука и Кохнадзе. Даже с сотового.

Шпионская техника, ребята, шагнула далеко вперед, так что впредь советую вам всем быть осторожнее.

Я обвела присутствующих насмешливым взглядом.

— Впрочем, не думаю, чтобы кому-нибудь этот совет пригодился, потому что никто из вас живым отсюда не выйдет. Вы все под колпаком!

Мои слова вызвали в публике отнюдь не радостное оживление, но на этот раз Лечи не стал ждать, пока кто-то выступит с комментариями. Удар стальной рукояткой был настолько неожиданным, что я потеряла равновесие и оказалась на полу.

— Мне плевать, что ты думаешь! Думать буду я, дешевка! Что еще они знают? Говори, не то пристрелю!

Я отчаянно замотала головой, стараясь избавиться от звона. Слава богу, подонок ударил не слишком сильно: родственникам не придется проявлять чудеса, чтобы мое тело в гробу выглядело пристойно. Впрочем, еще не вечер…

— ФСБ вело тебя, Махмуд, с того момента, как ты прибыл в Тарасов. Все твои аферы с регистрацией ЧП «Халдеев» и его переименованием в «Халдеев-М» тоже не секрет. Если ты думал, что столь явное нарушение российского законодательства продажными чиновниками останется незамеченным, то ты либо наглый, как танк, либо дурак Единственное, чего мы не знали, — это место и время отправки «посылки» в Чечню. А узнать это было необходимо: ведь поначалу в ФСБ думали, что это будет единственная настоящая улика против тебя.

Я не без труда поднялась на ноги.

— Но теперь в ней нет необходимости, Акмерханов. «Посылку» мы все равно перехватим, далеко она не уйдет. А тебе предъявят обвинение как убийце Ирины Кравчук, жены твоего друга Альберта. И как организатору завтрашнего взрыва на рынке «Южный».

В мертвой тишине, разом воцарившейся в подвале, я слышала — именно слышала! — как прыгает черное дуло в руке чеченца. Его вроде бы безмолвный ритуальный танец казался мне симфонией смерти.

— Как видишь, нам известно и это. Ты не ожидал?

Кстати: раз уж представился случай, может, предупредишь своих подельников, чтоб вовремя смылись? А то ведь они газет не читают, не знают, чем знаменит Лечи Акмерханов — он же Махмуд, он же Рафик Мирзоев, он же…

— Заткнись, сука!!!

От меня не ускользнуло движение его пальца, нажимающего курок, и я скорее инстинктивно, чем с расчетом спастись, бросилась снова на пол — под защиту массивного письменного стола. Но короткая очередь — на удивление! — прогремела из-за моей спины, и я увидела, как Лечи с искаженным лицом трясет рукой. Прямо на уровне его локтя в стенке зияла внушительная дыра, из которой тонкими струйками стекала рассыпавшаяся в пыль штукатурка. Очевидно, пули попали в американскую «пушку» террориста, которая и причинила этот урон Альбертовой недвижимости.

Во второй раз за вечер я смотрела на затянутого в камуфляж Алика снизу вверх. В этом чертовски выгодном ракурсе он казался самим богом войны.

— Извини, командир, ноты погорячился, — долетело до меня.

— Ты стрелял в меня, Али! Ах ты…

— Не в тебя, Лечи. Я стрелял в твое оружие — и не промахнулся. Ты хотел убить женщину.

— Да, сын шайтана! С каких пор ты стал ее адвокатом?

На лице боевика не дрогнул ни один мускул.

— Нет, командир. Я защищаю себя. Если тебе не нужна жизнь женщины, то мне она нужна. Кто как, а я собираюсь выйти отсюда живым. Если все, что она рассказала, правда, то эта женщина — наша единственная надежда, Лечи! Она заложница, понимаешь?

Я не успела умилиться сообразительности Али, которая и для меня была единственной надеждой. Надеждой прожить несколько лишних минут. Как минимум. А как максимум… Ох, об этом лучше помолчать…

Яростно заскрипело кожаное кресло: это Реваз Кохнадзе наконец-то обрел дар речи.

— Погодите, погодите, уважаемые. Я не понял: что она тут говорила? Про убийство Ирины и… про какой-то взрыв на «Южном»? Что за ерунда? Объясни, дорогой Махмуд!