Книга Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна

– Тогда расскажите, пожалуйста, – попросил я.

Кивнув, она вернулась в свое кресло и принялась рассказывать мне историю Франсис и Патрика Айв, которую я выслушал, не перебивая. Вот она, изложенная ниже.

* * *

Сплетню, с которой все началось шестнадцать лет назад, пустила служанка, работавшая в доме преподобного Патрика Айва, молодого викария Грейт-Холлинга, и его жены Франсис. Однако девушка была не единственной и даже не главной причиной разыгравшейся потом трагедии. То, что вышло из ее уст, было ложью, злобной и ядовитой, но она сообщила ее лишь одному человеку и ничего не сделала для ее дальнейшего распространения по деревне. Более того, когда начались неприятности, служанка забилась в угол и почти не показывалась на люди. Многие думали, что она стыдится сделанного, и это было бы вполне естественно. Потом она еще пожалеет о том, какую роль сыграла, и постарается загладить свой грех, но будет поздно.

Конечно, с ее стороны было очень дурно сказать такое даже одному человеку. Возможно, причиной тому была усталость после особенно тяжелого рабочего дня в доме викария, а может быть, и обида на хозяев, подпитываемая недовольством своим положением в обществе. Быть может, она просто хотела расцветить свою скучную жизнь сплетней, по наивности не предполагая, к каким серьезным последствиям это приведет.

К несчастью, тем единственным человеком, с кем служанка поделилась своей гнусной выдумкой, была Харриет Сиппель. Нетрудно понять, почему девушка пошла сплетничать именно к ней. Только Харриет, обозленная и мстительная после кончины мужа, была способна воспринять ее несусветную ложь с энтузиазмом, никому другому в голову не пришло бы считать это правдой. Но Харриет – совсем иное дело: если в деревне творится что-то неподобающее, то для нее это даже хорошо, а уж если викарий замешан, так и вовсе прекрасно! Представляю, какой радостью зажгись, наверное, ее глаза! Да, Харриет была идеальной слушательницей для клеветнической истории, которую выдумала служанка, и наверняка именно поэтому ей досталась эта роль.

Служанка наплела Харриет Сиппель, что их викарий, Патрик Айв, – шарлатан самого гнусного и святотатственного толка: что будто бы он, пользуясь отсутствием жены, имевшей обыкновение помогать по вечерам соседям, заманивал к себе в дом то одного, то другого своего прихожанина, и за деньги сообщал этим несчастным вести об их умерших родственниках и любимых; послания с того света якобы передавали через него души покойных.

Всякому, кто не отказывался слушать, Харриет Сиппель говорила, что жертвами шарлатана Патрика Айва стали несколько человек, возможно преувеличивая размеры его преступления ради пущего драматизма. Девушка-служанка позже клялась, что назвала Харриет лишь одно имя: Нэнси Дьюкейн.

Нэнси была тогда еще не известной портретисткой, а обычной молодой женщиной. Она появилась в Грейт-Холлинге в 1910 году вместе со своим мужем, Уильямом, когда тот принял пост директора местной школы. Уильям был намного старше Нэнси. Когда они поженились, ей было восемнадцать, а ему почти пятьдесят; в 1912 году он скончался от болезни легких.

Согласно слухам, которые усиленно распускала в снежном январе 1913 года Харриет Сиппель, Нэнси несколько раз видели входящей и выходящей из дома викария, и всегда поздно вечером; выражение лица молодой женщины было при этом неизменно вороватым, а случалось это, лишь когда Франсис не было дома.

Всякий, у кого была хотя бы капля ума, усомнился бы в этом. Как, скажите на милость, можно разглядеть вороватое выражение лица, да и вообще какое бы то ни было выражение, в потемках? Трудно даже догадаться, кем была та женщина, что выскальзывала из дома викария глухой ночью, разве только по походке, но ничего особенного в манере ходить Нэнси Дьюкейн не было; скорее уж тот, кто видел ее в одну из этих ночей, проследил ее до самого дома и так узнал, кто она.

Всегда проще принять на веру слова человека неленивого, чем проверять их самому, и многие жители Грейт-Холлинга именно так и поступили. Они решили, что Харриет Сиппель говорит правду, и присоединились к ней в травле Патрика Айва, которого обвиняли в вымогательстве и ереси. Почти все поверили (или, желая избежать убийственного презрения Харриет, притворились, будто поверили), что Патрик Айв тайком выступает в качестве передатчика информации между живыми людьми и душами умерших и, доставляя послания по назначению, принимает от наиболее легковерных прихожан крупные суммы денег в уплату. Обитатели Грейт-Холлинга не видели ничего необычного в том, что Нэнси Дьюкейн не устояла перед соблазном получить весточку от усопшего мужа, тем более когда предложение поступило от самого викария. И уж кто-кто, а она была в состоянии отблагодарить его за такую услугу как должно.

Жители деревни и думать забыли о том, что хорошо знали Патрика Айва, верили ему и любили его. Они наплевали на его порядочность и доброту и закрыли глаза на всем известную привычку Харриет Сиппель кругом вынюхивать грешников. Они приняли участие в затеянной ею травле викария, но не только потому, что боялись, как бы ее гнев не обернулся против них самих. Решающим стало то обстоятельство, что у Харриет появились два влиятельных союзника: Ричард Негус и Ида Грэнсбери поддержали ее обвинения.

Ида была самой благочестивой женщиной в Грейт-Холлинге. Ее вера была тверда, и она редко открывала рот без того, чтобы не процитировать Евангелие. Все восхищались ею и испытывали к ней почтение, хотя веселиться предпочитали в другой компании. «Развлечения – это не про нее, зато наша Ида без пяти минут святая», – считали жители деревни и даже гордились этим обстоятельством. А еще она была помолвлена с Ричардом Негусом, юристом, про которого говорили, что он – человек блестящего ума.

Могучий интеллект Ричарда и исходившая от него спокойная уверенность завоевали ему авторитет в деревне. В ложь Харриет он поверил потому, что она совпадала с тем, чему он сам был свидетелем. Он тоже замечал Нэнси Дьюкейн – или женщину, которая могла быть ею, – когда та выходила из дома викария поздно вечером, и всегда в отсутствие его жены, Франсис, навещавшей либо отца, либо кого-то из прихожан.

Ричард Негус поверил сплетне, а значит, поверила и Ида. Ее до глубины души потрясло то, что Патрик Айв, священнослужитель, позволил себе такое нехристианское поведение. Она, Харриет и Ричард решили, что их миссия – изгнать Патрика Айва не только из Грейт-Холлинга, но из Церкви. Они потребовали, чтобы он публично признал свое греховное поведение. Тот отказался, поскольку в слухах о нем не было правды.

Ненависть прихожан к Патрику вскоре распространилась и на его жену Франсис, которая, по словам людей, не могла не знать о том, что ее муж – еретик и мошенник. Франсис клялась, что ничего не знала. Сначала она защищала Патрика, говорила, что он никогда ничего подобного не сделал бы, но когда люди один за другим заявляли ей, что именно так все и было, она умолкла.

Лишь два человека во всем Грейт-Холлинге отказались участвовать в травле Айвов: Нэнси Дьюкейн (оно и понятно, говорили соседи) и доктор Амброуз Флауэрдейл, который особенно громогласно защищал Франсис. Если та знала о дурных делах, которые совершались в доме ее мужа, то почему все происходило только в ее отсутствие, спорил он. Разве это не доказывает ее полную невиновность? Именно доктор Флауэрдейл первым указал на то, что нельзя разглядеть выражение лица человека в полной темноте; именно он заявил, что будет верить в невиновность своего друга Патрика Айва до тех пор, пока кто-нибудь не представит ясные и исчерпывающие доказательства его преступления; и он же при свидетелях сказал Харриет Сиппель, что она за последние полчаса наверняка натворила больше зла, чем Патрик Айв за всю свою жизнь.