Книга Книга Греха - Платон Беседин

— Наше время пришло! Пора изменить мир! Вы готовы?!

Я часть массы. Мои мысли — их мысли. Моё сознание — их сознание. Обязательно убеди себя в этом! Или тебя растопчут.

— Вы готовы?! Готовы сделать решающий шаг? Готовы быть победителями?

Руки Яблокова взметаются вверх. Его лицо стало пунцовым. Рыжая бородка, словно наэлектризованная, распушилась острыми стрелами волосков.

Парень рядом со мной, в косоворотке и красных берцах, как заколдованный шепчет «убить, убить».

Жирная девушка с розовым ирокезом бьёт кулаком невидимого врага.

Я видел всё это. Много раз. На сборах национал-социалистов. Искателей истин. Готов. Позитивных.

Меняются лишь вывески — суть остаётся одной и той же. В основе всего — страх. Страх ответственности за свою жизнь. Страх остаться наедине с самим собой. Страх понять и осознать себя таким, как ты есть.

Мне казалось, что в толпе, обществах единомышленников я никогда не буду один, но ошибся. Среди людей чувствуешь себя ещё более одиноким. Общества, позитивных или национал-социалистов, готов или толкиенистов, неважно, любые общества, секты или организации уничтожают волю человека, его самость и личность; они как конвейер по производству биороботов, которые всегда вместе, но всегда одиноки.

Яблоков делает траурную мину, и толпа националистов замолкает вместе с ним. Театральная пауза. И медленные, печальные словеса:

— Сергей Меньшиков погиб. Погиб, исполняя долг. Вечная память герою русского народа, Сергею Меньшикову! Почтим его минутой молчания.

Толпа замирает, склоняя головы. Девушка с ирокезом трёт свою промежность. Парень в берцах теребит кончик ремня.

Я знал Сергея Меньшикова. Знал как Бетона. Он был неуравновешенным наркоманом, страдающим приступами эпилепсии. Возможно, именно так выглядят герои русского народа.

На трибуне два возбуждённых парня. Их шеи украшены размашистыми синими татуировками. Они плачут и сквозь нелепые слёзы рассказывают о Сергее Меньшикове. Каким он был преданным. Каким отважным. Каким патриотичным.

Умерев, мы обретаем величие. Неважно, кем ты был при жизни — важно какого биографа ты оставил после смерти.

— Мы были вместе на задании — уничтожить логово зажиточного хача, таджика. Он насиловал русских девушек. Продавал нашим детям наркоту. Попирал святыни нашей страны. Он должен был смыть грех перед русским народом! — бормочут парни с трибуны.

Все члены партии Яблокова всегда изъясняются одними и теми же словами. Если верить им, то все кавказцы непрерывно насилуют девочек и продают тоннами наркотики. Русские патриоты подобного толка всегда твердят о русской крови, земле, преемственности поколений и Родине.

Когда ты спрашиваешь, чего они хотят, что предлагают, не жди вразумительного ответа. На тебя посмотрят, как на полоумного идиота, не понимающего элементарных вещей. Предложат десяток вариантов, как разрушать, но не строить. Для них «патриотизм значит убей иноверца». Подлинные патриоты — не исключение; в компостерной яме они тоже превращаются в гнилые яблоки.

Я знаю, почему погиб Бетон. Знаю методологию Яблокова. Бетон должен был ограбить магазин кавказца. По правилам партии, «военные трофеи», как их называют яблоковцы, есть собственность национал-социалистической партии.

Бетон и те, кто отправил его на задание, просчитались. Никто не знал, что охранник магазина будет вооружён. Никто не знал, что он будет стрелять. Никто не хотел знать.

Моя очередь лгать со сцены. Наверное, большинство людей в толпе думают, что Бетон был мне кем-то вроде лучшего друга.

Поднимаясь на сцену, я вспоминаю лица тех, кого мы избивали на рынке. Вспоминаю дуло пистолета, которым Бетон двигал в промежности маленькой азербайджанки.

И, взойдя на сцену, став рядом с Яблоковым, как тогда на пустыре, я произношу:

— Это всё ложь. Ложь до последнего слова. Оставьте Сергея в покое.

Воцаряется абсолютная тишина. Вижу, как нервно дёргается левая щека Яблокова. Медленно я схожу с трибуны, опустив голову.

Кто-то вскрикивает в толпе:

— Живём во лжи — умираем в правде!

Вновь крики восхищения. Люди всегда будут воспринимать тебя сквозь призму собственных ярлыков.

Яблоков декламирует новые призывы. Скажи он сейчас, всем этим патриотическим пустышкам, убейте себя, и они, не задумываясь, перегрызут друг другу глотки.

После общего собрания меня проводят в кабинет к Яблокову. Он вертит в руках глобус и потягивает коньяк. Я смотрю в пол. По бокам два здоровенных детины.

— Почему рухнул Советский Союз? — говорит Яблоков.

— Вы мне? — уточняю я.

— Тебе, тебе, Данила, — он перешёл на «ты».

— Думаю, всё дело в том, что слишком многие искали свободы там, где её нет, а стоило всего лишь заглянуть в самих себя, — подумав, говорю я.

— Интересно, — отвечает Яблоков, словно не слушая. — Я полагаю, что построить коммунизм во всём мире невозможно. А они строили, старались, трудились вовне, не замечая того, что гниёт и смердит внутри.

Яблоков допивает коньяк и продолжает:

— Мы, Данила, не такие. О, нет! Мы реалисты. Это наша страна, наша нация, и строить новый порядок нужно здесь, не размениваясь на мир!

Он замолкает. Детина, отдалившись от меня, наливает ему в бокал новую порцию коньяка. Яблоков встаёт из-за стола и подходит ко мне вплотную:

— Даня, Даня, ну почему же ты всё делаешь по-своему? Что за жидовская черта вечно идти наперекор?

— Про что вы, Лев Петрович? — прикидываюсь дурачком.

— Про твои слова на сцене, — пародирует меня Яблоков. — Будто не понимаешь. Разве ты должен был сказать то, что сказал?

— Нет. Но ведь вы видели, как отреагировала толпа. Она ещё больше прониклась.

— А что ещё надо этим горлопанам? Они, как преданные собаки, лают по команде, всей сворой. В них нет внутренней силы.

В его голосе вновь появляются отстранённые нотки маньяка:

— Хотя ты прав. Ничего страшного, что ты сказал и как сказал. Важно, что ты сделал! А ты сделал… убил эту жидовскую собаку!

Яблоков хохочет. Успокоившись, говорит:

— Представляешь, этот жид Шварцман осмеливался содержать партию «Национальный союз»? Подумать только, партия, борющаяся за права русского народа, содержится на деньги жида. Позор!

Этого я не знал. Выходит, и Яблоков, и Марк Аронович играли ключевые роли в конкурирующих партиях. Значит, дело не только в принципе «свои жрут своих».

— Ты сдержал своё слово, Данила, — говорит Яблоков. — Я сдержу своё. Помни, всё только начинается.

II

Никогда не был на похоронах того, кого убил. Может, стоит надеть футболку с надписью «Murder is not a crime»?