Книга Манадзуру - Хироми Каваками

Я бегом кинулась в прихожую и схватила куклу. Прохладное стекло прикоснулось к ладони. С замирающим сердцем я смотрела потом на проявленный снимок, который запечатлел троих, но я знала, что там есть еще один — невидимый. Трое, но на самом деле четверо. И всё-таки трое.

Эта и ещё чуть больше десятка старых фотографий висели на стене.

— Да, все это время они были где-то спрятаны, — промолвила я, и Момо внимательно посмотрела на меня:

— Когда вот так достанешь их откуда-нибудь и начнешь рассматривать, то кажется, что все это было по правде.

Слово «по правде» Момо произнесла особенно отчетливо.

— Это и так было всё по правде. На самом деле, — сказала я, на что Момо покачала головой.

— Но я-то не помню, по правде это было или нет.

Мама громко рассмеялась.

Глаза Рэя на фотографии куда-то сосредоточенно смотрели. На что он так пристально смотрел, я уже не помнила.

Может, Сэйдзи выберет время встретиться со мной. «Выберет время, не выберет время», — поразилась я формулировке собственных мыслей. Неужели наши с ним отношения заключались лишь в том, что он иногда выбирал на меня время, а иногда нет.

— Не может быть, — тряхнула я головой.

Приободрившись, я набрала его номер. «Ненавижу телефон, — как-то давно говорила я Сэйдзи. — Неприятно, оттого что я не вижу, что ты делаешь, когда разговариваю с тобой».

— Что бы я ни делал, я всегда в порядке, — ответил Сэйдзи.

Слово «в порядке» меня рассмешило. Действительно, Сэйдзи выглядел так, будто у него всё в порядке. Всегда уравновешенный, спокойный, казалось, ни что не в силах вывести его из себя.

— Э-э, — начала я, но жесткий голос прервал меня.

— Я сейчас занят.

— Но… — не отступалась я.

— Правда, я не могу сейчас разговаривать.

В самом деле, вот бы увидеть, что он в данный момент делает. Я прислушалась, но так ничего и не расслышала. На улице он сейчас или в помещении. Если взял трубку, значит, вряд ли у него сейчас совещание. А, может, он вышел на минутку, чтобы ответить на звонок. Но если он не хочет разговаривать со мной, зачем тогда ему выходить?

«Ненавижу телефон», — еще раз подумала я.

— Понимаю, ты занят. Позвони мне, как освободишься, — попросила я и почувствовала, как Сэйдзи замялся.

Должно быть, не решается заявить: «Не звони мне больше». В чем же причина того, что Сэйдзи стал таким? Как бы то ни было, мне трудно его понять.

Точно так же я не могла понять и слов, которые он сказал мне как-то: «Ты ни во что не веришь». Ведь я на самом деле верила. Если бы я не верила, я не родила бы ребенка. Если бы не верила, не встречалась бы с Сэйдзи столько лет. Если бы не верила, не могла бы дышать, чтобы жить дальше.

Но где-то внутри меня все же витало едва уловимое осознание того, что я сама знаю, что ничему больше не верю.

Я ничему не верю. С того самого дня? С того дня, когда от меня ушел Рэй?

Сэйдзи невозмутимо и решительно повесил трубку. «У него будет все в порядке и без меня», — подумала я, и на глазах выступили слезы.

— Глупости это всё, — заметила женщина. Уже давно они не появлялись, мои преследователи.

— Если ты о Рэе, не хочу сейчас о нем думать, — раздраженно огрызнулась я, на что женщина засмеялась:

— Вы, живые люди, слишком заняты, — смеялась она.

«Наверное, она права», — подумала я. Вот так мы живем, а жизнь все время меняется, и нет времени передохнуть. Утренний пейзаж превращается в день. Ночные мысли утром принимают иной ход. Даже шапку, которую носил в прошлом году, в этом году уже не наденешь.

— И с Момо мы уже не понимаем друг друга, — невольно пожаловалась я женщине, особо не ища от неё дружеской поддержки.

— Да, собственных детей особенно трудно понять, — с неожиданным сочувствием откликнулась она. — Ты неусыпно следишь за ними, они меняются у тебя на глазах, и сердце твое радуется и ликует, но одним прекрасным днем они вдруг раз и навсегда уходят от тебя.

В памяти всплыло лицо Момо. Отвернутое от меня лицо. Линия щеки, начинающаяся около ушка, такая мягкая, но в ней уже застыла упрямая воля.

Еще вчера мне не давали покоя воспоминания о Рэе, но сегодня все мои мысли были заняты только Сэйдзи. Момо, которую я совсем недавно качала на руках, уже бежала прочь от меня, а я лишь растерянно смотрела ей вслед.

— А ведь в самом деле, я всё куда-то спешу, наверное, это глупо.

— Все вы такие. И этот, как его там, Сэйдзи. По мне, так и он ведет себя, как полный дурак. С чего ему вдруг взбрело в голову с этаким упрямством отвергать тебя? — отозвалась женщина.

Солнечное сплетение пронзило болью. Болью, вспыхнувшей при слове «отвергать».

— Неужели в мире нет ничего неизменного? — спросила я её. Женщина неопределенно покачала головой, то ли утвердительно кивая, то ли говоря «нет», а может, не то и не другое.

— Когда бросишь в море, — после некоторого молчания заговорила она, — на душе становится так хорошо. Если бросить далеко-далеко в море.

В памяти всплыла фигура женщины, которая тогда выбросила двух младенцев в море. Волны бушевали. Нежно прижав ребенка к груди, она кинула его вниз. Её руки, ничуть не дрогнув, быстро разогнулись. Сначала одного, потом второго — женщина бросила двойняшек в море. Огромные волны тотчас поглотили обоих.

Прошёл месяц, потом второй, а Сэйдзи так и не позвонил.

Наступил Новый год.

— Вот ещё на один год постарела, по кадзоэ[20], - посетовала мама. — В следующем году уже семьдесят.

— Кадзоэ — это когда за раз два года прибавляются? — с недоумением спросила Момо.

— Дело в том, что с наступлением нового года к обычному возрасту человека прибавляется еще один год.

— Не очень понятно, — засмеялась Момо. — Зачем люди в старину нарочно прибавляли себе лишний год?

— Так значит, я уже человек из старины? — рассмеялась мама. — Люди в старину почитали долголетие, оттого, наверное, и хотели, чтобы их возраст набирал все новые и новые года, — добавила мама.

— А-а, — покорно кивнула Момо.

Занятая мыслями о Сэйдзи, я, однако, тоже не смогла удержаться, чтобы не рассмеяться, мне показалось смешным, что можно так беззаботно болтать о всякой всячине.

То и дело хватая кусочки из приготовленного вместе с мамой о-сэчи, мы сварили дзони.

— В нашем о-сэчи нет ни окуня, ни креветок, — разочарованно пробурчала Момо.

— Да это только все повторяют: окунь, креветки! А на самом деле они не такие уж вкусные, — отозвалась мама.