Книга Заговор против террора - Алекс Маркман

Гавриков как-то странно покачал головой. Понять это движение можно было как угодно: удивление, нежелание отвечать или несогласие с тем, что происходит.

— Тут у меня у самого нет полной ясности, Кирилл, — Гавриков перешел на менее официальный, но все еще дружеский тон. — Нет сомнений, что отчасти его проблема — это жена. Жемчужина дружила с людьми из ЕАК и всячески помогала им. В январе, я знаю, ее вызывали сюда на допрос, с тех пор даже наверху не знают, где она. Так что это не наше с вами дело.

Кирилл давно научился принимать невозмутимый вид в любой ситуации. Однако от неторопливой речи спокойного, улыбающегося Гаврикова его руки стали слегка дрожать, и он увел их под стол. Неужели будут судить людей, близких к Сталину? Невероятно. Прошли со Сталиным столько трудных военных и послевоенных лет и оказались врагами народа? Кто же тогда друг народа? Один Сталин?

Кирилл решил обдумать это на досуге. Улыбнувшись, он сказал:

— Мое дело солдатское. Приказано, значит, нужно выполнять.

— Правильно, — похвалил Гавриков. — Через неделю поедем в Ленинград. Полагаться на Ленинградское отделение МТБ в этом деле мы не можем, нити сговора могли протянуться и туда. Я беру с собой еще несколько следователей из Москвы. Семьи у вас нет, насколько я знаю. Так?

— Семьи нет. Не успел.

— Ха, не успел. А девушка есть?

— Бывает.

— Будешь наведываться к той, которая бывает, из Ленинграда, если захочешь. А нет — там познакомишься. В Ленинграде много хороших девушек.

На следующий день Кирилл сообщил Софе, что должен поехать по делам газеты в длительную командировку, но будет приезжать иногда в Москву.

— Когда мы поженимся? — спросила Софа. Впервые она задала этот вопрос.

— Как только закончатся мои командировочные дела, подадим заявление в ЗАГС, — ответил он.

Софа промолчала. Обоим было ясно, что заявление в ЗАГС можно подать в любой день и не ждать конца командировки. Кирилл перевел разговор на другую тему, но отогнать от себя мысль о будущих его отношениях с Софой он не мог. Рассказать ей, где он работает? Это означало бы немедленный разрыв. Да и в связи с событиями, происходившими в МТБ в последнее время, женитьба на еврейке исключалась. Но он не допускал даже мысли о том, чтобы расстаться с ней: слишком он ее любил.

Пусть время решит, сказал он сам себе.

Глава 3

Белые ночи Ленинграда приносили успокоительную прохладу забытья после черных, жарких дней в тесных следственных камерах, где он допрашивал перепуганных насмерть людей. В полночь было так светло, как будто только приближались сумерки. По ленинградским улицам, сохранившим архитектуру прошлого величия, бродили толпы молодежи. Конец июня — время выпускных вечеров. Девушки в нарядных, легких платьях и парни в костюмах наводнили улицы и мосты, переброшенные через Неву; они громко переговаривались, беззаботно хохотали и улыбались прохожим. Кирилл завидовал им.

Для многих впереди был институт, потом работа инженерами или врачами. Интеллигенция. А он. Ведь всего лет на семь старше их, а чувствует себя человеком другого поколения, которого от современной молодежи отделяет пропасть. Будет их участь лучше? Кто-то же из них пойдет в МТБ и, возможно, через несколько лет будет допрашивать своих одноклассников. Как он сейчас допрашивает их отцов.

Его отравленной душе не могла помочь даже красота белых ночей. Может быть, только редкие поездки в Москву. Там он забывался в объятиях Софы, когда она гладила его по лицу и шептала на ухо слова любви. А потом так же шепотом она рассказывала, кого из ее близких или дальних знакомых арестовали. И опять он возвращался в реальный мир. О женитьбе Софа разговор больше не заводила.

За редким исключением, допрашиваемые пребывали в шоковом состоянии от предъявленных обвинений, тюремной обстановки и самого факта нахождения под следствием МТБ. Одни горячо доказывали свою невиновность, другие высказывали готовность сотрудничать со следствием и раскрывать преступления своих товарищей по работе, которые, как они утверждали, были врагами народа. Их показания, запротоколированные дословно на бумаге, вполне могли служить основанием для обвинительного заключения и последующего судебного приговора. Ведь начальство не требовало докапываться до истины и добывать вещественные доказательства, подтверждающие преступную деятельность.

Некоторые признавались во враждебных замыслах или в сговоре с другими, не без основания полагая, что таким образом им удастся избежать побоев и холодных камер.

Кирилл терпеливо записывал все, что говорили обвиняемые в ответ на его вопросы. Ему было ясно без какой-либо тени сомнения, что никто из них не был врагом народа, никто из них не принимал участия и в заговоре с целью свергнуть Советскую власть и отделить Российскую Федерацию от Советского Союза, во главе которого якобы стоял Вознесенский, Если нет нитей, ведущих к заговору, то был ли он вообще? Неужели готовится расправа над Вознесенским?

Так называемые преступления при внимательном выяснении оказывались не более как халатностью в работе, отсутствием профессионализма, безответственностью, а порой мелкими интригами и просто воровством. Но даже при беспристрастном изложении фактов суд мог усмотреть здесь враждебный умысел и преступную деятельность. Если, конечно, суд так же не был заинтересован в истине, как и следствие. Иначе все доказательства «раскрытых» преступлений должны были полететь в корзину для мусора.

Гавриков не был особенно доволен его работой, но не очень нажимал, пока не дали Кириллу дело одного из местных партийцев по фамилии Шаповалов.

Перед Кириллом его допрашивал следователь, утверждавший, что Шаповалов является злостным врагом народа, на вопросы отвечать отказывается, ведет себя нагло и вину не признает. Последнее только усугубляет его вину. Сообщников по преступным замыслам против Советской власти выдать отказался.

В кабинет ввели худого, среднего роста мужчину лет тридцати. Его лицо было иссиня_ черным от побоев. Он, хромая, проковылял до табуретки и рухнул на нее, как будто внезапно лишился сил. Запястья его были скованы наручниками.

— Снимите с него наручники, — приказал Кирилл охране.

— Он буйный, — предупредил охранник. — Дерется.

— Снимите, — негромко, командным тоном приказал Кирилл. Охранник пожал плечами, молча выражая свое несогласие, и отомкнул замок.

— Буду неподалеку, — сказал он. — Если что — зовите сразу, мы его еще раз проучим.

Шаповалов метнул на уходящего охранника злобный взгляд заплывших синяками глаз и стал растирать запястья.

— Вам ясно, в чем вы обвиняетесь? — спросил Кирилл.

— Куда уж яснее, — грубым, хриплым голосом ответил Шаповалов. — Не видишь, что ли, как мне хорошо все объяснили?

— Шаповалов, вы обвиняетесь в том, что участвовали в искажении результата подсчета голосов и в подрывной деятельности против Советской власти. Что вы можете по этому поводу заявить?