Книга Судный день - Курт Ауст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он устало поднялся с кровати и принялся раздеваться.
– Лучше нам выспаться и поразмыслить на свежую голову, – сказал он, – почему-то мне кажется, что свежая голова нам завтра не помешает. – Во мраке мелькнули его длинные белые панталоны, и он забрался под одеяло. Томас долго охал и возился, но сон не шел к нему. Я замер и вслушивался в темноту. – Ты не ложишься, Петтер? – спросил он, повернув голову.
Я встал и взял жилетку и швейные принадлежности.
– Мне нужно пришить пуговицу, – объяснил я.
Он молча отвернулся. Его укрытое одеялом тело заволновалось, будто пролив Каттегат во время шторма, но мало-помалу он наконец успокоился.
Усевшись в изножье кушетки, поближе к свету, я вдел нитку в иголку. Из жилетки по-прежнему торчал хвостик старых черных ниток. Я вытащил их, положил в плошку возле лампы, поднял голову и прислушался к дыханию Томаса. И начал пришивать пуговицу – такую круглую и гладкую, совсем без углов, какие были у других пуговиц. Я подумал, что, может, поменять их местами, чтобы профессор и другие пуговицы отполировал пальцами…
В трактире было тихо, лишь кровать скрипела. Однако ветер усилился, он бился о стены и шуршал по крыше.
Вообще-то эта пуговица даже нравилась мне. Я так часто ее пришивал.
“Наверное, и во сне смогу пришить…” – подумалось мне.
ГОД ГОСПОДЕНЬ 1699
– Аййййй! – Я вдруг проснулся, почувствовав, как что-то укололо меня в ногу.
Я осторожно вытащил иголку – она впилась мне в колено, когда я уснул и завалился на бок. Черт! И какого лешего я уснул?
На дворе разыгралась настоящая буря, дом, казалось, трещал по швам, а крыша готова вот-вот сорваться. В зыбком пламени свечи я положил жилет на стул и обулся.
Осторожно, не сводя глаз с профессорской кровати, я отворил дверь. Томас не шелохнулся. С прежней осторожностью я прикрыл за собой дверь. На самом деле вовсе не обязательно было так стараться: шум ветра способен был заглушить любые другие звуки. Однако по лестнице я спускался крадучись, а на некоторые ступеньки – те, что скрипели, – ступал особенно осторожно. Я шел словно вслепую – свет на лестнице погасили, и меня обступила плотная тьма, какая бывает под одеялом. Ощупью я нашарил дверь в трактир и медленно приоткрыл ее. И вдруг меня охватили сомнения. Никогда прежде мне не доводилось забираться в девичью постель.
Мне вспомнились ее слова: “Я вообще мало сплю”. Да, именно это она и сказала. Она дала мне понять, что не разбужу ее, если зайду. Так она сказала раньше. Но за день много чего изменилось, и я вспомнил, как она посмотрела на меня вечером – в глазах ее светился смертельный ужас, какой бывает у животных, которых ведут на убой. Она послушала священника с трактирщиком и испугалась. Мы могли бы найти друг у друга утешение… Ведь мы оба боялись того, что должно было случиться…
“Нет, того, что, возможно, случится”, – заставил я себя подумать. Набравшись смелости, я распахнул дверь. В трактире оказалось светлее, чем на лестнице, – в очаге на кухне теплились красноватые угли, и я без труда добрался до комнаты Марии. В трактире никого больше не было.
Очутившись перед дверью, я поднял руку, чтобы постучать, и замер. От ужасного порыва ветра дом затрясся, будто в лапах огромного тролля, который затем унесся дальше в ночь. Когда стены перестали трястись, я постучал в дверь – сперва тихо, потом громче, а затем наконец что было силы забарабанил в дверь – иначе меня бы не услышали. Стукнув несколько раз, я наклонился к двери и прошептал:
– Мария! Это я, Петтер!
Но ничего не произошло. Я прислушался и, кажется, услышал похрапывание. Я вновь постучался. Громко. И снова позвал ее.
Из комнаты послышалась какая-то возня. Она проснулась. Я отступил назад, а сердце мое бешено колотилось.
Дверь приоткрылась, и блеснули заспанные глаза Марии.
– Петтер!.. – удивленно проговорила она. – Ты… ты все-таки пришел… – ее голос звучал тихо и нерешительно. Похоже, моему приходу она не обрадовалась. И впускать меня в комнату девушка явно не желала. Я растерялся.
– Прости, если разбудил… Мне лишь показалось… – Я запнулся, чувствуя, что выгляжу смешным и глупым. Но, черт возьми, она же сама позвала меня – как иначе истолковать ее слова? Не дело всяким жалким служанкам шутить шутки с такими, как я! И толкнул дверь, попытавшись отворить ее.
– Впусти меня, Мария! Ты сама хотела, чтобы я пришел. И я это знаю.
Но она всем телом навалилась на дверь с той стороны и испуганно смотрела на меня. За расстегнутым лифом нижней сорочки мелькнула полная белая грудь, – перехватив мой взгляд, Мария прикрыла ее.
– Уходи, Петтер, – сказала она, отводя мою руку от двери, – да, я сама хотела, чтобы ты пришел, но… уже слишком поздно. Мне уже скоро вставать, нужно выспаться. – И с печальной улыбкой она тихо прикрыла дверь.
Я не двигался с места – надеялся, что она передумает. Мне так хотелось открыть дверь, войти в ее комнату и улечься к ней в постель, и перебороть это желание оказалось почти невозможным. Да как же это – обычная служанка?..
Я развернулся и медленно поплелся к двери трактира. Если бы Томас прочел мои мысли, то спустил бы с меня три шкуры. Но я совсем растерялся. Нет, я не понимал ее. Я вообще ничего не понимал.
Пришив пуговицу, я загасил свечку, но потом долго еще сидел на кушетке, прислушиваясь к вою ветра за окном, пока наконец не задремал. Однако едва я начал засыпать, как мне почудилось, будто по коридору мимо нашей комнаты кто-то прошел. Я вмиг проснулся и стал прислушиваться, но ничего больше не услышал. Лишь ветер.
Той ночью мне снились кошмары, и спал я беспокойно.
Перед тем как спуститься вниз, где нас ждала утренняя каша, Томас положил мне на плечо руку и серьезно посмотрел на меня:
– Здесь произошло убийство, и убийца – один из живущих рядом с нами. Наши с тобой взгляды по некоторым вопросам расходятся – это не воспрещается и даже, наверное, неплохо, однако нельзя отрицать что-либо или намеренно забывать о чем-то только потому, что тебе так больше нравится. Учитывать нужно все варианты – согласен?
Я догадался, что он намекает на Марию, и кивнул.
– Я собираюсь поговорить с плотником Густафом – причем, чем раньше, тем лучше, желательно сразу, как только мы спустимся. По-моему, именно его мы и пытаемся вычислить – в этом я с тобой согласен. И он может пустить в ход кулаки, а ты постарайся встать так, чтобы помочь мне, потому что силы у него достаточно.
Я вновь кивнул, и мы спустились в трактир.
В очаге весело потрескивал огонь, а на кухне хозяйничала Мария. В трактире было тепло и уютно. В углу, полностью поглощенный Библией, сидел священник, а на улице солнце собралось наконец с силами и разорвало пелену туч. Прорытые в снегу тропинки замело, но к утру ветер унялся. Всего за одну ночь мир изменился: прежние сугробы исчезли, зато появились новые. Я заметил, что Альберт уже начал расчищать двор от снега.
