Книга Живи, пусть умирают другие - Ян Ланкастер Флеминг

Он остановился у ночного бара и заказал двойное виски со льдом. Пока его наливали. Бонд прошел в туалет и привел себя в порядок. Повязка на левой руке покрылась грязью, в самой руке пульсировала боль. Гипс раскололся от удара о живот Грабителя, и склеить его было невозможно. Глаза у Бонда покраснели от напряжения и бессонницы. Он вернулся к стойке, залпом выпил виски и заказал еще порцию. Бармен был похож на студента, подрабатывающего на каникулах. Он явно хотел поболтать, но у Бонда уже не было сил на болтовню. Он сидел, тупо уставясь на стакан и думая о Лейтере и Грабителе, в ушах звучало тошнотворное чавканье акулы.

Он расплатился и продолжил свой путь. Вскоре машина въехала на мост Гэнди, пахнуло свежим воздухом залива. В конце моста Бонд повернул влево, на дорогу, ведущую в аэропорт, и остановился у первого же мотеля, в котором горел свет.

Бонд придумал историю, будто у него прокололась шина на дороге Сарасота — Сильвер-Спрингз. Но хозяев гораздо больше интересовала его десятка. Он подвел машину к домику номер 5, и служитель отворил дверь, зажег свет. Двуспальная кровать, душ, комод и два стула. Покрывало, бледно-голубого цвета, выглядело свежим. Бонд поставил сумку, поблагодарил и пожелал сопровождающему покойной ночи. Он разделся и небрежно швырнул одежду на стул, наскоро принял душ, прополоскал рот, почистил зубы и лег. Заснул мгновенно. Это была первая ночь с тех пор, как он приехал в Америку, которая при пробуждении не обещала нового боя.

Бонд проснулся в полдень и пошел в кафетерий, где ему быстро приготовили вкусный трехслойный сандвич и кофе. Затем вернулся к себе и написал отчет для отделения ФБР в Тампе. О золоте в аквариумах с ядовитыми рыбами он не упомянул из опасения, что Биг Мэн может приостановить свои операции на Ямайке. Бонд отдавал себе отчет в том, что урон, нанесенный им организации в Америке, не связан прямо с сутью его задания — обнаружением источников золота и, по возможности, освобождением от самого мистера Бига.

Он приехал в аэропорт буквально за несколько минут до отлета серебристого четырехмоторного лайнера. Машину Лейтера он оставил, как и было сказано в отчете ФБР, на стоянке. Впрочем, в этом не было нужды, подумал он, увидев, как у сувенирного магазина болтается без видимой нужды человек в плаще, явно неуместном в такую погоду. Право, эти плащи стали опознавательным знаком ФБР. Бонд понял: они хотели убедиться, что он улетел. И были бы счастливы больше не видеть его никогда. После каждого из его визитов в Америку оставались трупы. Прежде чем сесть в самолет. Бонд успел еще позвонить в больницу в Сент-Питерсбурге. Лучше бы не звонил: Лейтер не пришел в сознание и ничего пока сказать невозможно. Да, они телеграфируют ему, когда появится какая-нибудь ясность.

Было пять вечера, когда, сделав круг над Тампой, самолет лег на курс — восток. Солнце нависло над горизонтом. Мимо проплыл, приближаясь к аэропорту, оставляя в почти неподвижном воздухе струи дыма, большой реактивный лайнер. Вскоре, замкнув предпосадочный круг, он приземлится на берегу залива, с его стариканами в «труменовках». Бонд от души радовался, что оставляет это огромное жестокое Эльдорадо, направляясь в зеленые, мягкие дали Ямайки.

Самолет летел над Флоридой, внизу мелькали, освещая сгущающуюся тьму, зеленые огоньки бескрайних лесов и болот, без малейших признаков человеческой жизни. Вскоре показался Майами в своем ослепительном неоновом блеске. Вилась, уходя к побережью и далее, через Палм-Бич и Дантону к Джексонвиллу, глазная дорога штата, по обеим сторонам которой бежала золотистая лента мотелей, теснились автозаправки и киоски, в которых торговали фруктовыми соками. Бонд подумал, что еще трех дней не прошло, как он завтракал в Джексонвилле, а сколько с тех пор всего случилось. Скоро, после короткой остановки в Нассау, он полетит над Кубой, может быть, над тем самым местом, где мистер Бит спрятал Солитер. Она услышит рев самолета, и, может, интуиция подскажет ей, что надо поглядеть на небо — ведь он здесь.

«Доведется ли, — подумал Бонд, — им еще раз встретиться и довести до конца начатое? Но это позже, когда будет покончено с работой — приз в конце опасной дороги, которая началась три недели назад в лондонском тумане».

Самолет приземлился в Нассау. И после коктейля и раннего ужина Бонд провел полчаса на богатейшем острове в мире, на этом клочке песчаной земли, где под столиками для канасты были зарыты сокровища стоимостью в сотни миллионов фунтов стерлингов и где в бунгало, покрытых тонким слоем пандануса, из рук в руки переходили гигантские суммы.

Платиновый пятачок остался позади, и вскоре они уже летели над переливающимися перламутровыми огнями Гаваны, столь отличными в своей пастельной мягкости от грубой яркости американских ночных городов. Самолет летел на высоте пятнадцать тысяч футов, когда, едва Куба осталась позади, разразилась одна из тех неистовых тропических гроз, которые превращают комфортабельный лайнер в смертельную ловушку. Огромное тело самолета то взмывало, то ныряло, мощные двигатели то ревели как бы в пустоте, то словно вгрызались в невидимую стену уплотнившегося воздуха. Все внутри звенело и дребезжало, посуда в кухне падала с полок, и мощные струи дождя наотмашь били по плексигласовым стеклам.

Бонд с такой силой вцепился в ручки кресла, что левая ладонь отозвалась сильной болью, Бонд выругался про себя.

Он бросил взгляд на обложки журналов и подумал: не очень-то все это поможет. Когда на высоте пятнадцать тысяч футов крошится стальной одеколон в ванной, ни еда на ваш персональный вкус, ни безопасная бритва, ни «орхидея для вашей дамы», которая (орхидея) сейчас хранится в холодильнике, не нужны. Не говоря уж о пристяжных ремнях и спасательных жилетах со свистком, которые, как продемонстрировала стюардесса, действительно свистят, ни симпатичные красные лампочки над сиденьем.

Нет, когда напряжение для перегруженного металла становится слишком велико, когда наземный механик, в Лондоне или Айдлуайлде, Гандере или Монреале, отвечающий за противообледеняющее устройство, слишком влюблен, чтобы как следует заниматься своими обязанностями; в этих, а также в разных других случаях уютная «коробочка» с пропеллерами в передней части падает с неба в море или на землю — ведь она тяжелее воздуха, и она способна падать, и в ней есть какая-то безнадежность. А сорок человек тоже намного тяжелее воздуха, тоже наделены способностью падать, тоже, будучи малой частью целого, отданных во власть безнадежности, падают вместе с самолетом и проделывают маленькие отверстия в земле, либо производят слабый всплеск на морской поверхности. Впрочем, если им так назначено судьбой, чего же волноваться? Ты зависишь от нерадивого механика в Нассау в такой же степени, как от дурачка-водителя, который, перепутав красный свет с зеленым, врезается прямо в лоб твоего автомобиля, когда ты спокойно возвращаешься домой с любовного свидания. С этим ничего не поделаешь. Умирать начинаешь, едва появляясь на свет. Вся жизнь — карточная игра со смертью. Так что не падай духом. Закури сигарету и радуйся, что все еще жив и все еще можешь глубоко затягиваться. Звезды были к тебе благосклонны, ведь ты прошел уже немалый путь с тех пор, как покинул лоно матери и издал первый крик. Может, они и сегодня доведут тебя до Ямайки? Ведь бодрые голоса из диспетчерской весь день повторяют: «Идет на посадку БОАК», идет на посадку «Пэн Эм», идет на посадку «Ка-Эл-Эм»?" Почему бы так же не объявить: «Идет на посадку „Транс Каррибиан“?» Не теряй веры в свою звезду. Не забывай, что еще прошлой ночью ты смотрел в лицо смерти. И все же ты жив. Ты выскочил. Просто пришлось напомнить себе, что умение обращаться с оружием еще не делает человека неуязвимым. Вот и запомни этот урок. Эту удачную посадку в аэропорту Палисадос удалось совершить благодаря милости твоих звезд. Не забудь поблагодарить их.