Книга Контора Кука - Александр Мильштейн

Ширин навсегда его запомнил, что называется, этот голос у него «и по сей день звучит в ушах» …

«Только не надо так волноваться, как будто это…»

Он подумал, что вообще-то тогда испугался… Правда, всего на мгновение: страсть сильнее страха, ну да, ну да… Впоследствии, кстати, он видел тот свой испуг на экране — когда в Союзе появились первые видео, замелькали хорро-воды триллеров… там во всех в некий в момент X, когда он или она — тот, кто из них был оборотень, сбрасывал маску, оголял личину…

Ну нет, ничего такого она там с себя не сбрасывала, кроме купальника, личико не морщилось у него на глазах… в безглазую маску… и не стало сливаться с каменными складками, которые, впрочем, и без того были похожи на чьи-то морщины…

«И всё-таки, всё-таки… это у неё был такой очень странный пункт , — думал Ширин, — плюс ещё сама фраза…»

Да-да, как будто фраза доносилась из будущего, как будто что-то там ещё, помимо тел, коротко замкнулось, между вторым и третьим водопадами…

«И она ведь это повторила не меньше пяти-шести раз, наверно… Как автомат, как говорящая кукла…»

Ширин вспоминал это не так давно, когда ППШ пытался ему описать своё видение функции, обратной времени: «Как бы „время“, — говорил ему Паша, — но наоборот, и при этом почти анаграмма: „я мертв“ без t как переменной…»

То есть когда этот парень пытался описать словами мелькнувшего перед ним «двойника хроноса», а потом ещё это своё «расщепление с погружением» в толщу амальгамы, схватившись за хвост… Слушая весь этот, по правде говоря, бред, Ширин вслух пошловато шутил: «Где ты берёшь такую траву?» — и предлагал «ещё по пятьдесят»… а про себя вдруг невольно вспомнил раскадровку: бледно-розовая медянка — хозяйка медной горы — серый каменный свод — скала-островок в зелёной воде, и вот на этом фоне — фраза, залетевшая из будущего… или оставшаяся от чьего-то прошлого, как эхо в ущелье… фраза, звучавшая во время его первого соития, повторяясь несколько раз, о том, что это не последний его шанс…

А может быть, она этими словами начинала отказывать, мол, нет, прости, но это же не последний твой шанс… а в самый последний момент передумала? Но почему она повторяла это и после того, как передумала? Нет-нет, это было необъяснимо, и дело же не только в словах, сам этот голос — невозможно безразличный … Сидя за столиком тридцать, что ли, лет спустя, глядя на странную для ресторанной живопись, на которой запечатлён был, кажется, берег турецкий… Ширин подумал: не потому ли так чётко это сейчас… реставрировано памятью… что этот самый… последний шанс уже не за горами… вот потому так ясно и вспоминается первый, оставшийся вон за теми кряжами…

«Нет, это просто мнительность, — сказал себе он, — на самом деле я ведь всегда это помнил, это все помнят всегда… Просто с тех пор, как не удалось написать об этом вирш , я просматривал только тот или иной фрагмент, а сейчас всё вместе… сложилось в „картину маслом“, как говорят в сериале… Вода, которая там течёт, этот шумок, переходящий в шум… водопадов, грехопадений… Да, и вот ещё что там было: „А я там, у себя… — сказала задумчиво, уже своим собственным голосом, когда мы снова нацепили куски ткани и поползли-поплыли… в обратную сторону, — а я там у себя в Черновцах рожать не буду, как думаешь?“»

Софи всё ещё не было, Ширин на всякий случай вставал и обходил заведение — там были два зала. Он усмехнулся при мысли, что его, похоже, «выставили под фонарь».

«Нох айн хеллес»[31], — сказал он подошедшей официантке.

«Недавно, гуляя вдоль Изара, — думал он, — мы с геноссен видели, что город… в лице обер-бургомистра… слов на ветер не бросает: обещали выпустить Изар из-под земли и сделали… „Ренатуризация“ называется… разбили берега, нет теперь там и следа бетона… трудно поверить, что ты в городе, а не в горах… потоки стремглав несутся с разных сторон, как будто прорвало, внахлёст, и как же хорошо теперь было идти над ними по Флаухер-штегу, деревянному, like a bridge over troubled water… Да, там чудно, чудно, там есть ещё эти „речные фьорды“, как мы их назвали, там уже почти ущелье , похоже… и вот туда бы и забраться вдвоём с этой Софи… Или это по́шло — догонять таким образом прошлое… как собака, гоняться за хвостом… да, пытаться повторять, инсценировать… Нет ли в этом какого-то… инцеста?.. Кого с кем? А, не знаю… сестры моей жизни mit Schlafs Bruder?..[32]Вот-вот, поосторожнее, мы же знаем, кто брат сна, а все братья — сестры… при этом „инцест“ — возник сейчас не только из-за „красного словца“, аллитерации, литературщины… там что-то было, возможно, ещё в ущелье, намёк… На что? Хватит о прошлом… Дыхательные упражнения! „Выдыхаем прошлое, вдыхаем будущее…“ И я же теперь не „сразу трахаться“ её туда поведу в самом деле, а грилить „лам котелетен“!.. И это другие места, не та засада… Тоже горная река, да, но не узкое ущелье, наоборот — речка выпущена на простор, из бетона, из-под земли — на свободу… заросли камыша, дикие отмели, россыпи гальки, песок… Так и сделаем, да… только не надо думать, что это твой последний шанс, старик… „…а не поеду ли я рожать“… А вдруг у меня там… Да нет… вряд ли она понесла… Если мы с Лилькой столько лет — и ничего… и никого… пару раз, правда, другие делали аборты… Но от меня ли на самом деле , а?.. Правда, что касается Лили… врачи говорят, что как бы и не по моей вине… а с другими мы это не проверяли, но… что они вообще знают наверняка, эти врачи… Нет, но там это было… если не в самой воде, то сразу после — нырнула, плескалась, сновала в озерце, как выдра, туда-сюда, я помню… Но не в горячей же ванне… а ледяной… И что ты там помнишь… „Она говорит, что это было в экстазе, а я помню, что это было в сарае“… Всё старые анекдоты тебе… ты и умирать будешь, как какой-нибудь… „…умирает старый еврей…“ И что это вообще за реконструкция такая вдруг… монументальная… с бухты-барахты? „Не надо возводить Тадж-Махал вокруг обычного траха“, — здраво советует кто-то из Дарреллов… не анималист, нет… но и не номиналист… по-видимому… Но я ведь не вокруг рутины, а вокруг первого, да и что значит — я?! „Забрёл я слишком далеко в пещеру собственного я …“

Не я же вылепил из алебастра эти своды! Не я прорубил гроты в граните, не я пустил водопады и каскады…

Нет, вряд ли она там же и понесла, сомневаюсь… Улетела на следующий день, билет у неё был, и с кем бы она там ни была… вроде бы не с родителями… с сестрой, что ли… моей жизни, ну да… и что об этом теперь думать, когда жизнь прошла… Но странно всё-таки — то, как она это говорила… Не про „рожать“, нет, тут как раз ничего странного не было, и — своим голосом, я же помню это „рожать случайно не поеду домой, а“, нет-нет, но это — про „последний шанс“, и так заученно, заведенно, безлично… а что если она там, у себя в Черновцах, жила с каким-то стариком?

Так вот откуда этот её другой голос… и сами слова — которыми она привыкла кого-то приободрять, ну да… „это не шум в ушах, это аплодисменты…“, а тембр такой… на фоне шума водопада, я же помню… это как бы уже… от усталости, может быть, с детства… может быть, там-таки был инцест?.. Да всё что угодно там могло быть… Если бы это было в девяностые, я бы ещё подумал про детскую проституцию… но тогда, в глубине застоя… Вряд ли… Хотя… В принципе… тогда тоже… могло быть… вот именно: всё что угодно… „Русские цветы зла“, ну да… серия такая была, под редакцией Ерофеева, и вот что странно: там ещё был у нас в библиотеке, я помню, сборник, который в оригинале назывался „Время рожать“, а на немецком его назвали „Подготовка к оргии“… смешно…» — думал Ширин, и не то чтобы он совсем забыл… но перестал уже ждать Софи, засмотревшись вот именно туда, куда смотреть теперь уже не стоило… Потому что дальше — в его ретроспекции — пошла то ли перемотка плёнки, то ли что-то быстро-смутное… из жизни если не насекомых, то каких-то похожих существ… которые, так же как инсекты, рождались, по-быстрому трахались, сразу же рожали и умирали в быстрой воде… ну да, такая цепь-череда перед Шириным прошла… смертей-рождений… в ущелье-межножье: существа-сущности-сущее-бытие… — и смутно Ширин при этом понимал — примерно так, как видя сон и начиная пробуждаться… что как раз такие вот «растекашеся» чреваты… побочными эффектами… может начисто стереться, причём уже не на бумаге — твой личный опыт… а там и сама личность, сколько там её, собственно… и будешь ты трансперсонален … «тем летом я стал своим менталитетом…» Неудивительно, что когда он вынырнул «откуда-то оттуда» и снова сфокусировал взгляд на картине, висевшей перед ним, ему на миг показалось, что это «Исток мира» Огюста Курбе, только что другого формата…