Книга Дневник добровольца - Дмитрий Артис

устаёт, ворчит себе что-то под нос. Парню около сорока. Детей нет. «Роковая женщина попалась, — сетует Сева, — потому и детей нет». Сделал зарядку, спросил, не надо ли принести чаю. Я отказался. Он ушёл.

После Севы пришёл Пианист. Просто поболтать, или, как он выразился, пообщаться. Пришёл с чаем. Говорили о Великой Отечественной, о том, как туго было солдатам того времени, не то что нам. Разговаривали о древних цивилизациях, о войнах разных эпох. Потихоньку разговор перешёл на личные темы.

Пианист ушёл на войну за свою свободу. Чтобы вернуться домой не в двадцать восьмом, а в нынешнем, двадцать третьем. Кумир у него — Че Гевара. К слову, среди зетовцев огромное количество людей, болеющих Советским Союзом, его идеологией, которой им, как я понял, сейчас, да и все последние годы, не хватало.

Идеи нет, оттого много пустых людей — основной посыл мысли.

Сел Пианист четыре года назад. Непредумышленное. Пришли, говорит, утром, когда кофе пил, надели наручники и увели. Так, говорит, чашка кофе и осталась дома стоять на столе.

Я слушал и смотрел на то, как Рыжий, поймав мышку, играет с ней. Отпустит из лапок, она побежит, он прыгнет, возьмёт в зубки, положит на прежнее место, пару раз ударит лапкой, чуть отойдёт и ждёт, когда мышка снова побежит.

Вслед за Пианистом подтянулся Демон. Отвязный хлопец. Парням не хватает душевных разговоров, поэтому частенько заглядывают ко мне излить душу. Демон завёл разговор о том, как вернётся домой — ему осталось двадцать дней, как Пианисту, — раскинет пальцы (тюрьма, война), и все девчонки с района будут его. Они, заключил Демон, таких любят. Пианист послушал его, послушал и тихо ушёл. Демон продолжил о девчонках, пощёлкивая языком и закатывая глаза, не обратив внимания на уход Пианиста.

Появился Арес. Спросил таблетки от язвы — дескать, Кобра загибается, срочно нужно. У Демона как раз оказалась пара таблеток. Тоже язва. Поэтому держит всегда при себе на случай обострения. «Пойду отнесу таблетки», — сказал Демон и, оставив мне повербанк, чтобы я зарядил себе телефон, ушёл.

Полчаса тишины — немцы молчат — и сменить меня пришли Сергеич с Мусульманином. Тоже дембеля. Им осталось две недели. Это парни из моего подразделения, те, которые уже второй раз дембеля. Они заступают на полночи, потом я с Пианистом меняю парней. Пожелал тихой работы и пошёл спать. На моей лежанке примостились котята. Подвинул, лёг рядом и записал сегодняшний вечер, чай, повербанк есть, не жалко провести лишние полчаса с включённым телефоном.

11 сентября, двенадцать с копейками

Ночь выдалась тяжёлая. Мысли о детях гонял, отключиться не мог. В результате появились лёгкая тревожность и раздражённость. А под утро, когда уже с ног валился, объявили боевую готовность. После отбоя тревоги упал. До вечера буду отдыхать. Если дадут. Надо быть в форме.

Десять дней на Драконе. Должны выводить. Пока молчат.

В ночной перестрелке Демон по темноте вместо ВОГа вогнал в подствольник фонарик и жахнул. Тут же представил мысли немцев — дескать, у русских патроны закончились, и они фонариками отстреливаются.

11 сентября, 14:46

Долго отдыхать не смог. Перенёс взрыватели. Неудобно стояли. Теперь лучше.

На Сердце прибежал Ковбой. Он тоже перешёл в разведку. Не хочется, говорит, отставать от Смайла. Детский сад. Смеюсь. По-отечески смеюсь и горжусь нашими парнями.

12 сентября, шесть утра

Эй, я просил нормальную баньку, чтобы помыться, а не ту, где обливаешься собственным потом в бетонном холоде!

12 сентября, 19:58

Разведка, помимо своей основной работы, занимается эвакуацией. Выносят погибших с поля боя. На мой взгляд, самая тяжёлая работа. Психологически и физически.

Тащить на полусогнутых под постоянными обстрелами труп, у которого нет головы, или нога отваливается, или рука, или там каша вместо человека, — занятие не из приятных. Надо аккуратно собрать в мешок или, если такое возможно, бросить на полевые носилки, и перебежками от одной непростреливаемой зоны к другой.

Вспомнил Кита. Дело было зимой на первом круге.

Кит — русский богатырь с ногой сорок девятого размера. На гражданке работал татуировщиком. У Кита был свой тату-салон. Помню его растерянное и в то же время гордое лицо, когда долго не могли найти ему нужную обувь. Спросил, дескать, как ты живёшь с такими ногами? Вот так и живу, ответил. Ношу не то, что нравится, а то, во что влезаю.

Кит погиб на штурме. Попал под миномётный обстрел. Перебило ноги. Его оттащили к воронке, а сами пошли дальше. Вперёд. Эвакуационная группа должна была забрать.

Наша, обещанная в поддержку, арта молчала. Штурмовая группа с наскока прошла линию вражеских окопов и наткнулась на шквальный миномётный огонь, к которому вскоре присоединился танк. Началось цирковое представление с фейерверками. Пришлось отступить.

Впоследствии узнали, что перетягивали вражеский огонь на себя, чтобы рядом работающие музыканты могли спокойно делать своё дело. Ну, как узнали? Просто решили между собой таким образом оправдать отсутствие нашей арты, которая должна была отработать район перед штурмом.

На обратном пути Кита в воронке уже не было. Эвакуационная группа сообщила, что его не нашли. Не могли понять, куда он делся. Надеялись, что всё-таки живой. Просто пополз в сторону позиций мобиков.

На следующий день с помощью дронов нашли его в семидесяти метрах от воронки. Пополз, но не дополз. Умер от потери крови, скорее всего. Немцы сняли с него одежду… и сапоги. Найденные специально для него сапоги сорок девятого размера.

Утром эвакуационная группа поехала забирать Кита с поля боя. Немецкие миномёты уже были пристреляны по нему. Подойти невозможно. Как только группа приближалась, начинался обстрел квадрата.

Просили арту под новый штурм. Думали, будет новый штурм с артой, вынесем тело. Арту не давали. Тело не вынесли.

Эвакуационная группа ездила три раза и три раза безуспешно. К концу недели наше подразделение перебросили на другое направление. Кит остался на поле боя.

Разговариваю сегодня об эвакуации с Ковбоем. Ковбой говорит, что психологически не так тяжело. Физически — да. Мне-то как раз физически было бы легче. С трупами «не дружу». Слава богу, как говорится, что меня на такую работу не ставят. Не потянул бы. Отказаться бы не смог: приказ есть приказ, но сомневаюсь, что справился бы с задачей.