Книга Лука + Айви и четыре певчие птички - Элли Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лука опускается рядом со мной на диван. Он так близко, что его нога прижимается к моей. Как всегда, трепет пробегает по моему телу.
— Последнюю неделю я представлял себе нашу совместную жизнь, — говорит он.
— И тебе понравилось то, что ты увидел?
Он кивает. Мое сердце щебечет.
— Там, в сарае, у меня было какое-то извращенное видение прошлого, настоящего и будущего Рождества. Результат того, что я замкнулся в себе и оттолкнул тебя, оказался не таким, как представлял себе раньше. — Его выражение лица искажается, как будто он заново переживает то, что могло бы быть.
— Я знаю, каково это ‒ держать людей на расстоянии. Не позволять себе быть желанным. Не рисковать. Никакого вреда… но и никакой награды тоже.
Лука обхватывает меня за плечи.
— Ты заставила меня снова ясно взглянуть на вещи. Поверить в рождественские чудеса. Я не очень любил Рождество, но это было результатом того, что я хотел наказать себя за потерю Айзека ‒ это был его любимый праздник. Как и ты, он попал в приемную семью. Мои родители усыновили его в семнадцать лет. Через два месяца после его восемнадцатилетия мы оба ушли в армию ‒ его дед и отец служили. Он никогда их не видел, но хотел, чтобы они им гордились.
— Что касается меня, то мне не всегда было легко доверять людям, полагаю, и Айзеку тоже.
— Да. Но он доверил мне свою жизнь. — Лука тяжело вздыхает. — Думаю, это цена, которую мы платим, когда любим и теряем.
— Но суть в том, что мы любим. Можешь сосредоточиться на том, что ты потерял ‒ Айзека и его дружбу. И я понимаю это. Это человеческая природа. Или можешь сосредоточиться на времени, которое вы провели вместе. Ваши переживания, смех, все это. Это не осквернит память о нем. Гарантирую, что он на небесах ждет, когда ты придешь в себя и начнешь жить полной любви жизнью.
Лука медленно кивает с каждым словом.
— Мне жаль, что я когда-либо сомневался в своей любви к тебе или заставил тебя сомневаться в ее силе.
Глаза щиплет, но я улыбаюсь его искренности.
— А мне жаль, что я не рассказала тебе всю свою историю. Спасибо, что вмешался и помог с делом Райфа.
Лука крепко обнимает меня и я таю в его объятиях. Я могла бы привыкнуть к этому, остаться надолго в его объятиях.
Когда мы отстраняемся, он говорит:
— Как ты смотришь на то, чтобы посвятить это Рождество Айзеку? Новым традициям. Он хотел когда-нибудь жениться и завести собственную семью. Хотел срубить свою собственную елку и украсить ее. Нарядиться Сантой. Печь печенье. Ради всего святого, этот парень служил в армии, но у него был мягкий характер, доброе сердце…
Я улыбаюсь.
— По мне, так это мистер Зефир.
Лука хихикает.
— Я боялся, что если буду делать все рождественские вещи, то боль станет слишком сильной. Но в этом году, когда ты здесь, это был лучший праздничный сезон, который у меня был за долгое время.
— У меня тоже. Я так часто переезжала между возвращением к матери и назад в приемную семью, что редко занималась традиционными рождественскими делами. Хотя мы с Айрис всегда ходили в церковь, когда были вместе. Она любит Рождество.
— Ты хорошая сестра.
— А ты хороший брат.
— Какими могут быть наши собственные традиции?
— Катание на санках? Бумажные снежинки?..
Губы Луки приоткрываются, как будто у него есть идея ‒ или он собирается поцеловать меня ‒ или и то, и другое.
Мое сердце поет.
Он наклоняется так близко, что в свете камина его глаза сверкают.
Я вдыхаю его запах: сосновый лес, свежий, землистый. Впервые в жизни я делаю то, что кажется настоящим глубоким вдохом. Это облегчение. Это комфорт. Это любовь.
Появляется его медленная, кривоватая улыбка. Парень медленно, лениво моргает, как будто у нас есть все время в мире.
— Ты, я, мы ‒ это чудо, — шепчет он.
— Одно из многих, — отвечаю я.
— Я люблю тебя, Айви. — Он делает паузу. — Я никогда никому этого не говорил. Ну, кроме мамы.
— Я люблю тебя, Лука. — Прикусываю губу. — Я тоже никогда никому этого не говорила, кроме сестры. Но это совсем другая любовь.
— А эта любовь похожа на горячее какао.
— Любовь, спасающая от снежной бури.
— Как уютное кресло у камина с теплым огнем.
— И ослепительная улыбка.
— Думаешь, у меня ослепительная улыбка? — спрашивает он.
— Она начинается медленно и немного кривоватая, но да. Когда ты выкладываешься на полную катушку, она определенно ослепительна.
— Что бы ты хотела получить на Рождество, Айви?
Я развязываю резинку, удерживающую его мужской пучок.
— У меня все есть, прямо здесь. А ты?
— А что, если я скажу, что хотел бы, чтобы ты подстригла мне бороду?
— Доверяешь мне после того, как увидел, какую халтуру я проделала со своими волосами? — Касаюсь пальцами нижней части волос. К счастью, они быстро растут.
— Теперь я понимаю, что ты пыталась сохранить инкогнито. К тому же, ты все исправила.
— Не могу дождаться, когда они отрастут. Тебе понравится. — Я подмигиваю.
— Жду с нетерпением. — Лука опускает взгляд к моему рту.
Схватив его за рубашку, я закрываю глаза и притягиваю его ближе.
Пространство между нами сокращается, когда губы Луки касаются моих.
Это приглашение. И я принимаю его. Отдавая этому мужчине свое сердце, я приглашаю его любить меня, и по мере того, как поцелуй углубляется, обещаю любить его искренне, навсегда, вечно.
ЭПИЛОГ
Привет, Санта,
Спасибо тебе за рождественские чудеса. Да, именно так, во множественном числе. Я не ожидала, что Райф последует за мной в Хоук-Ридж-Холлоу, но, если бы он этого не сделал, я бы не заблудилась и не попала в настоящую ситуацию Златовласки. К счастью, я не сломала мебель.
Я все еще не могу решить, на кого Лука похож больше всего ‒ на Чудовище или на Большого Плохого Волка. Или на дровосека-одиночку, хотя он больше не одинок. Одно я знаю точно: он больше не Снеговик Фрости, а скорее мистер Зефир.
Мой мистер Зефир.
В канун Рождества, после того как провели большую часть дня, помогая в магазине пиццы и пирогов, мы вернулись к нашим милым маленьким пушистым деткам: Птичке и Лосю. Два имени, которые совсем не подходят большой собаке и маленькой собаке, но поди разберись.
Возможно, ты знаешь об этом, но Лука обучил Птичку лаять четыре раза, когда кто-то пересекает
