Книга Все явное становиться тайным - Андрей Трушкин

Эх, знала бы мама, из чего складывается мой фундамент! По крайней мере, в нем за годы учебы накопились такие пробелы, что, реши кто-нибудь поставить здание на таком фундаменте с большими дырками, — вряд ли бы оно простояло больше часа.

Спорить с мамой я не стала, вежливо выслушала ее трехминутную тираду, а потом посмотрела на часы и сказала:

— Ого, уже 8.10!

Мама тут же спохватилась, стоя съела бутерброд, чмокнула меня в щеку и, будто извиняясь, сказала:

— Вот видишь, что получается, когда человек неорганизован — даже поесть некогда.

Последние слова прощания она направила мне из подъезда, куда умчалась вслед за дробным перестукиванием ботинок отца.

Теперь я была свободна и, основательно позавтракав, поскольку мне торопиться сегодня было некуда, принялась перебирать свой гардероб. Нам предстояло лазить черт знает где, и я отказалась от колготок и юбки в пользу джинсов. Памятуя о разговоре на школьном крыльце о том, что стретч уже помер, я выбрала широкие прямые джинсы, натянула кроссовки и дополнила свой гардероб самой чистой и приличной майкой из всех у меня имеющихся.

Встретиться мы договорились теперь не у Ирки на квартире (сама Ирка осталась дежурить на телефоне, ожидая звонка киднепперов), а на автобусной остановке, с которой можно было легко подъехать до яхт-клуба. Когда я подошла к остановке, там уже маячил пунктуальный Мамочка, но Наташки еще не было.

Узнав от Мамочки, что моя дорогая подружка подняла его среди ночи, и, сообразив, что мне она звонила в восемь, я с ужасом подумала — а не прилегла ли она после всех этих звонков подремать минут на пятнадцать и не дрыхнет ли теперь без задних ног, совершенно не подозревая, что два ее товарища уже успели изрядно продрогнуть. Когда из-за угла, рассекая воздух, появилась Янатаха, я поняла, что мои подозрения были далеко не беспочвенны. Глаза у нее припухли, и весь ее вид ярко свидетельствовал о том, что голову свою от подушки она оторвала не больше чем десять минут назад.

— Ну что?! — бодро приветствовала нас Янатаха. — Едем?

— Не на чем ехать, — буркнула я. — Автобус только ушел.

— Ну, я надеюсь, он не один на линии…

— Как знать!

— Но мы ведь, надеюсь, никуда не опоздаем?

— Опять же я скажу — как знать!

Чем ближе день, тем больше там народу!

— Где "там"?

— В яхт-клубе!

— Мы можем на машине поехать, — вклинился прозой в наш поэтичный разговор Мамочка.

— Нет, деньги нужно поберечь, — хором ответили мы с Натахой и прыснули со смеху.

У нас иногда так получалось, когда мы резвились в стихотворной форме, — вдруг ни с того ни с сего, будто два сиамских близнеца, мы говорили одну и ту же фразу.

Мамочка тоже рассмеялся вместе с нами, и я почувствовала, что нервный комок, который мешал мне с утра нормально есть, ходить и думать, постепенно рассасывается. Не хотелось думать только об одном — что нас впереди может ожидать неудача.

Подкативший автобус выглядел таким же хмурым, как это утро. Сквозь его пропыленные окна в салон еле просачивался жидкий свет. Саму машину, как только она отъехала от остановки, начало трясти на колдобинах, да так, что мы подскакивали вверх, едва успевая сомкнуть челюсти, чтобы они не лязгали, как гусеницы трактора. Было такое ощущение, что водитель мучился сомнением — а не забыл ли он дома выключить утюг, а потому старался скорее закончить рейс, чтобы проверить свою догадку. Он так лихо пытался объезжать канавы и впереди идущий транспорт, что Мамочка попал в прорезь компостера книжечкой билетов только с четвертого раза.

Мимо остановки шофер промчался на всех парах, и только наши настойчивые крики и попытка нажать на сигнальную кнопку его вывели из состояния глубокой задумчивости, и, чертыхаясь, он притормозил у края дороги, чтобы выпустить беспокойных пассажиров. Может быть, это было и к лучшему, что мы вылезли не на самой остановке, потому что так нам легче было подобраться к яхт-клубу поближе не через главные ворота, а через какую-нибудь дырку в заборе.

Яхт-клуб с одной стороны примыкал к побережью Москвы-реки, с другой — к кварталу частных домов и какому-то подозрительному пустырю. Территорию его ограждали мощные бетонные пл'иты, казалось, строители хотели с их помощью сдерживать танковые удары. Пройдя вдоль этого монументального сооружения и не найдя ни проломов, ни дырок, мы стали совещаться. Уж больно не хотелось идти через главные ворота. Значит, выход оставался один — лезть через верх.

Янатаха в отличие от меня оказалась не такой предусмотрительной и надела юбку, поэтому ей предстояло стоять на страже и непосредственно в операции не участвовать. Естественно, такой расклад никак не мог ее удовлетворить, и потому, повертев вокруг головой, она спустилась по узенькой тропиночке к воде и, подпрыгнув вверх, чтобы мы ее заметили, замахала нам руками.

Мы скатились вниз и увидели, что здесь забор не примыкал к реке. Видимо, когда возводили это сооружение, строители не учли, что, если река будет мелеть, между краем воды и забором образуется узкий — в ладонь — зазор. Именно здесь, даже не замочив ног, мы и перебрались на территорию яхт-клуба.

С другой стороны забора мы увидели какие-то длинные дощатые сараи, большой катер, перевернутый вверх дном, свалку, где валялись битые ящики, стекло, ржавый подвесной мотор и тряпки. Прячась за этой грудой хлама, мы поднялись выше и огляделись. Двухэтажный коттедж, наверное, служил здесь главным зданием. Именно от него во все стороны отходили асфальтовые или самопальные тропинки, протоптанные по принципу "кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая".

В коттедже признаков жизни мы не обнаружили. С нашей стороны там не было видно ни света, ни открытых форточек, никакого движения. Сараи, выстроившиеся в ряд, молчаливо взирали на нас темными окошечками, пробитыми в стенах для вентиляции.

Вдруг слева от коттеджа мы услышали звук захлопывающейся двери, о которую звякнула скоба. Там располагался большой крытый ангар, предназначенный, вероятно, для зимнего хранения лодок или для их ремонта. Мамочка показал нам знаками, что лучше к этому ангару нам пробраться снизу. Мы спустились к реке и, стараясь не утопнуть в иле, с одной стороны, и не слишком близко подходить к зарослям дикой малины — с другой, пробрались к левой стороне территории яхт-клуба. Осторожно выбравшись наверх, мы припали к стене ангара, Мамочка быстро выглянул наружу и показал нам знаками, что мы можем выходить.

— В случае чего бегите, — шепнул он нам. — Я их задержу.

Кого "их" и как именно задерживать "их" собирался Мамочка, мы не поняли, но утвердительно кивнули. Стараясь не шуметь, ибо песок на дорожке, казалось, под нашими ногами не шуршал, а скрежетал, мы двинулись вдоль бревенчатой стены. Так мы добрались до подслеповатого окошка, застекленного двумя лопнувшими стеклами, наложенными друг на друга. Сквозь пыльное стекло, к тому же отражающее окружающую окрестность, мы смогли лишь заметить, что внутри ангара кто-то ходит. Прижав палец к губам, Мамочка нырнул под окно, проскочил опасное место на четвереньках до приоткрытой двери и заглянул внутрь. Естественно, мы от него не отставали, и, хотя Мамочка показал мне, чтобы я следила за зданием или за другими сараями, чтобы увидеть, если из них кто-нибудь выйдет, я краем глаза все равно посматривала внутрь ангара.