Книга Не чужие - Арина Вильде

От вида полуобнаженного мужчины все мысли разлетелись в разные стороны. Мысли о еде улетучились, остались лишь те, что стыдно произнести вслух.

Давид переводит взгляд на торт. Кривится. Тянется за сигаретой и произносит:

—Я не ем сладкое.

Его слова вышибают весь дух из груди. Становится безумно обидно. Я ведь так трудилась.

—Я сама его испекла, может, попробуешь? Он не очень сладкий. И с малиной,— моя попытка уговорить его кажется мне жалкой. Но, черт, я ведь так старалась, неужели нельзя хотя бы сделать вид, что ему все нравится?

Ведь так должны поступать парни, разве нет? А ещё нахваливать девушку за ее кулинарные таланты.

—Я уже сказал, что не ем сладкое,— излишне резко отвечает мне Леонов.

—Ясно.— Я поднимаюсь со стула, злость бурлит во мне и расходится по венам.

Беру со стола блюдо с тортом, перед глазами красная пелена гнева, обиды и разочарования. Меня всю трясёт. Ведь я так ждала его! Готовилась! А он… одно разочарование. А так хотелось романтической сказки.

Я открываю тумбочку под раковиной и одним движением смахиваю торт в мусорное ведро. Не говоря ни слова, открываю кран и мою блюдо. Взгляд Давида прожигает меня.

—Я тоже не ем сладкое,— глухо произношу я, поворачиваясь к нему. На глазах наворачиваются слезы.— Я пойду тогда домой.— Отбрасываю в сторону полотенце и выхожу из кухни.

Глава 35. Лера

Я совсем не ожидаю, что Давид пойдет за мной. Хочу быстрее сбежать отсюда, сделать что-то назло всем. Возможно, даже сбежать в очередное путешествие, наплевав и на учебу, и на родных. Мне нужно привести в порядок свое душевное равновесие и как-то вырвать из сердца Леонова. Слишком много боли приносит он мне. А еще я абсолютно не понимаю, как с ним себя вести.

Резкими движениями я пытаюсь застегнуть пуговицы на куртке, но ни черта не получается. Слезы уже не сдержать, они по щекам катятся вниз, и перед глазами все расплывается.

Глухие шаги звучат позади. Давид хватает меня за предплечье и разворачивает к себе.

—Обиделась, Лер?— заглядывает мне в лицо. Его голос звучит сипло, и проскальзывают нотки раздражения. Словно он последовал за мной потому, что у него не было выбора.

Я опускаю голову — не хочу, чтобы он видел, что я плачу,— и упрямо молчу.

—Поздно уже, ты расстроена, дай ключи, никуда не поедешь сегодня. Отец ведь не будет против того, что ты домой не вернешься?

Его голос уже не раздраженный, а взгляд, кажется, стал мягче.

Я качаю головой. Глотаю слезы. Не могу удержать всхлип. Он получается с надрывом и громко.

—Эй, ну, не реви.

Давид тяжело вздыхает, а потом осторожно обнимает меня и прижимает к себе. Я утыкаюсь носом в его крепкую обнаженную грудь. Вдыхаю его аромат. Руки непроизвольно обвивают его талию в желании оказаться еще ближе.

Я так его ждала. Столько всего нафантазировала и теперь безмерно разочарована тем, что реальность ни капли не похожа на мои мечты.

—Снимай куртку. Я устал как собака, двое суток почти не спал. Или все же такси тебе вызвать, а машину завтра пригоню?— предлагает он.

—Останусь,— с трудом выдавливаю из себя разборчивое и понимаю, что грудь Давида теперь тоже мокрая. В моих слезах.

—И реветь перестань. Если из-за торта, то я и в самом деле не ем сладкое. А вот мясо завтра съем. Идем.— Он стаскивает с меня куртку, я неловко переминаюсь с ноги на ногу, ненавидя себя за эту слабость.

Иногда мне кажется, если бы Леонов вывел меня на крышу и сказал: «Прыгай», я бы с улыбкой выполнила его просьбу. И это ужасает. Не должен человек иметь такое влияние на другого человека. Это похоже на зависимость. И от нее никуда не деться.

Наши отношения так шатки, что в один момент он может бросить меня, и я не смогу ничего изменить. А как отречься от этой любви — не представляю.

Давид идет в спальню, он весь напряжен и чем-то недоволен. Может, я и правда зря вспылила?

Я достаю из сумочки телефон и дрожащими пальцами, подавляя всхлипы, пишу отцу, что останусь в студии. Мне стоило бы проявить упрямство, уехать, но желание остаться с Давидом сильнее.

Я несмело следую за Давидом в спальню, вытирая рукавом слезы. Стыдно за эту истерику и проявление слабости.

В комнате горит ночник, Давид как раз поддевает резинку спортивного трико и стягивает его с себя. Остается в одних боксерах.

Я не остаюсь незамеченной. Он откидывает край одеяла, замирает, скользит взглядом по мне.

—Тебе завтра во сколько на пары?

—К десяти, у нас первой нет.

Я несмело подхожу к кровати, не зная, что делать. Раздеться и лечь рядом? Попросить у него футболку?

—Хорошо, у меня выходной завтра. Спать будешь?— переводит он тему.— И перестань дуться, тебе не идет.

Мог и немного нежнее быть со мной.

—Да, спать.

Под пристальным взглядом Давида я раздеваюсь до нижнего белья. Тело бросает в дрожь. Я замечаю, как с его лица сходит улыбка, как дергается его кадык. Я определенно нравлюсь ему. Это заводит.

—Я возьму твою футболку?— спрашиваю, схватившись за лямку лифчика.

Давид кивает.

Я поворачиваюсь к нему спиной. Лопатки прожигает его взгляд. Достаю из шкафа чистую футболку. Снимаю лифчик. Холодная ткань скользит по телу. Щеки заливает краска. Все же не привыкла я вот так оголяться перед мужчиной.

Я быстро юркаю под одеяло, избегая смотреть в глаза Давиду. Лежу на самом краю, боясь подвинуться ближе, хотя безумно хочется. Или мне стоит проявить инициативу? Господи, почему я так плохо разбираюсь в мужчинах?

—Я выключу ночник?— тихо спрашиваю я.

—Да,— немного запоздало отвечает Давид.

Я тянусь рукой к прикроватной тумбочке. Комната погружается в темноту. И все ощущения сразу же обостряются. Выходят на новый уровень.

Я слышу, как гулко стучит мое сердце в груди, норовя пробить грудную клетку. Волнение нарастает. Давид не шевелится. Лежит, заложив руки за голову, и о чем-то думает.

Придвинуться к нему? Поцеловать?

Я ерзаю, пытаясь устроиться поудобней. Воздух в комнате будто накаленный, дышать нечем. Ни о каком сне и речи идти не может.

—Иди уже сюда.— Давид прикасается ко мне, тянет к себе.

Я оказываюсь в его объятиях. Дышу ему в шею.

—Щекотно,— немного отодвигается он от меня.

Я застываю, когда он медленно начинает задирать вверх футболку. Его рука проникает под ткань. Он почти невесомо ведет по коже вверх. А потом прикасается к моей груди.

Воспоминания нашей ночи вмиг нахлынули на меня. Между ног сладко заныло. Дыхание участилось. Давид поиграл с соском, а потом удобней перехватил грудь, умещая ее в своей ладони. А я в который раз вспомнила о своем маленьком размере и вспыхнула от стыда.