Книга Шрам - Элис Бродвей

обманула, – без малейших сомнений продолжает Галл. Я слышала этот голос во сне, но никогда прежде он не звучал так громко и уверенно. – Ты лгала мне, сплела целую паутину лжи, а я тебе верила. – Я так и стою, с вытянутыми к Галл руками, всё ещё надеясь, что она протянет свои мне навстречу. – Я ожидала встретить в Сейнтстоуне дьяволов, а нашла ангела. – Галл сильнее сжимает руку Верити.

– Я… не обманывала тебя, – неуверенно выговариваю я. Голова кружится, пол качается под ногами. – Галл, я… мы же друзья. – Мой голос звучит так жалобно… как в детстве, во время ссоры в песочнице.

– Не слушай её рассказов о дружбе, – холодно вмешивается Верити и тоже сжимает руку Галл. – Она предаёт всех, кого называет друзьями.

– Верити, что ты, Ветти… – дрожащим голосом обращаюсь я к давней подруге и смахиваю слёзы. – Давай поговорим.

Верити скептически поднимает брови.

Я устало вглядываюсь в метки на коже Галл. Прочесть их просто. Знаков наказаний нет.

На правой руке благодарности, объявленные ей за переход на сторону отмеченных. Эти метки будто сияют золотом, хотя на самом деле вычернены обычными чернилами. Знаки мерцают и переливаются яркими виньетками. Вот Галл покидает дом и выходит на свободу из лесной чащи. Другая картинка рассказывает, как радостно Галл принимает метки, будто замёрзший малыш, получивший тёплый шарф. Боюсь даже представить себе, что нарисовано у Галл на спине. Ей бы ни за что не позволили вычернить семейное древо. От настоящей семьи Галл будет вынуждена отказаться, как и от всего, что знала и любила раньше.

– Ты меня обманула, – повторяет Галл.

– В чём? Что я рассказала тебе не так? – не выдержав, выкрикиваю я.

– Наговорила ужасов о Сейнтстоуне, – уверенно и самодовольно отвечает она.

«Странные у неё интонации, совсем не похоже на прежнюю Галл».

– Ты выставила себя жертвой, – продолжает Галл. – Говорила, что жестокие правители попирают твои права. Ты заставила меня усомниться в моей вере, и за это, вероятно, мне следует тебя поблагодарить. Потому что теперь я знаю, что бежала от неправильной и гнетущей жизни, как ты её всегда и называла.

«Неужели я действительно так говорила? Я знаю, кого мне напоминает Галл. Она говорит словами Лонгсайта!»

Вдруг накатывает тошнота, мысли путаются, в глазах туман, ещё и живот сводит судорогой.

– Ты никогда не любила Фетерстоун, но мне говорила, что в Сейнтстоуне жизнь не лучше, если не хуже. Рассказывала свои жалкие выдумки. Заставила меня поверить в то, во что верила сама.

Галл отпускает руку Верити и проводит по своей юбке, будто разглаживая складки.

Проследив за её движением, я замечаю то, что прежде ускользнуло от моего взгляда: ноги Галл тоже покрыты татуировками – изрисованы белыми чернилами, будто накрыты паутинкой из снежинок. Рисунки на коже рассказывают историю потерявшейся девочки, которую нашли и вывели из тёмного леса.

– Ты привела меня сюда, оторвала от всего, что я знала, во что верила, а потом бросила одну: оставила на поляне и ушла. Это у тебя хорошо получается, правда? Меня нашла Верити. – Галл снова берёт Ветти за руку.

– Я не хотела тебя бросать, – оправдываюсь я.

– Однако бросила… – угрюмо бросает Галл. – Тебе становится хорошо, только когда удаётся что-то сломать. Ты заставила меня поверить, будто у меня дома всё ложь, а Сейнтстоун ещё хуже. Верити протянула мне руку и вывела из тьмы. Я столько всего узнала! Я наконец увидела свет, Леора!

Отметины от неудавшейся татуировки до сих пор видны на руке Галл. Я хотела нарисовать на её коже созвездие и Вселенную за ним, но сейчас эти ямочки больше похожи на оспины, на следы страшной болезни, от которой пациентке повезло выздороветь.

Мне нечего сказать, и я ничего не могу сделать.

«Они мне не поверят».

Джек Минноу ждёт, прислушиваясь к каждому моему вздоху, радуясь гибели человеческой души, а тишина в комнате тем временем сгущается, как облако ядовитого газа.

– Ты ведь этого добивалась, Флинт? – От его голоса у меня по спине пробегают мурашки. – Я исполнил твоё желание, привёл твою… подругу. – Последнее слово он бросает мне будто раскалённый уголь в голую ладонь. – Неужели ты воображала, что сможешь отобрать у меня хоть толику власти? И как? Угрожая выдать мои тайны? – Он едва сдерживается, чтобы не расхохотаться мне в лицо. – Леора, у меня много секретов. Они все мои и всегда со мной. Поверь, мои тайны работают мне во благо. И ты ничего не сможешь мне сделать, я даже не замечу твоей глупой выходки, никто ничего не заметит.

– Но если люди узнают… – дрожащим голосом произношу я.

– И что с того? – Он пожимает плечами. – Тот, у кого в руках власть, сам распоряжается своими тайнами. Тебе меня не напугать. Ты ничтожество, на тебя даже охоту объявлять не стоит. – Он отступает на шаг, открывая мне путь к двери, к свободе. – Иди, Леора, а лучше беги. Погуляй на воле. Ты мне ещё понадобишься. Потом, позже.

И я направляюсь к двери. Когда до Минноу остаётся не больше шага, он вдруг восклицает: «Лови!» – и мне в ладонь падает что-то маленькое и холодное.

Разжав кулак, я вижу бутылочку знакомой формы – в таких хранят чернила. В этой бутылочке чернила красные. Странная этикетка. Не припомню названия. «Новая марка?» Минноу лениво усмехается в ответ на мой вопросительный взгляд.

– Да, новый вид чернил. Последнее достижение наших учёных. – Нахмурившись, я более пристально рассматриваю бутылочку. – Представляешь, мы получили нестабильную жидкость: чернила, которые растворяются в коже. Татуировки, сделанные этими чернилами, исчезают с тела спустя всего несколько дней. Просто… Да-да, так и хочется сказать: «Это чудо!»

Я перевожу взгляд с бутылочки на лицо Минноу.

– Метки мэра? – мёртвым голосом уточняю я.

– Сама видишь, Флинт. Я не боюсь раскрывать тебе секреты. Тебе всё равно никто не поверит. Понимаешь?

Я выбегаю из комнаты, и у меня в ушах ещё долго отдаётся эхом смех Джека Минноу.

Глава тридцать пятая

На площади снова собрались люди, целая толпа. «Опять собрание?» Прикрыв лицо шалью, я подхожу ближе. Рядом с разгорячёнными недовольными людьми, сгрудившимися в небольшом пространстве, как всегда пахнет пóтом. По моей спине тоже тонкой струйкой сбегают капли испарины.

Жителей Сейнтстоуна сейчас довольными не назовёшь. Им совсем не хочется быть здесь, они устали от слишком частых сборищ. Люди требуют действий, они хотят знать, как Лонгсайт предлагает остановить пустых.

«Когда же всё так изменилось? Совсем недавно мэра уважали, едва завидев его, толпа замирала в беззвучном восхищении. Почему же после потрясающего возрождения к жизни и других чудес Лонгсайт вдруг стал менее любим?