Книга Глядя в бездну. Заметки нейропсихиатра о душевных расстройствах - Энтони Дэвид

* * *

Мама отвела Кристофера к врачу, который решил, что у него и в самом деле, вероятно, пневмония, и прописал антибиотики. Кристоферу было трудно дышать, но не как при астме. Странно, что его трясло; это насторожило врача. Правая рука Кристофера дергалась из стороны в сторону резко и неритмично. Дрожь была непостоянной. Иногда она совсем стихала, особенно когда Кристофер отвлекался, и даже когда усиливалась, похоже, не мешала есть и одеваться. Врач спросил мальчика, не слишком ли часто он пользовался ингалятором: передозировка могла вызвать тремор, хотя было больше похоже на гипервентиляцию.

Прошла неделя, Кристофер пропил курс антибиотиков. Дышать стало легче, но дрожь никуда не делась. Более того, Кристофер стал жаловаться, что правая рука у него ослабела – и, кажется, правая нога тоже. Врач осмотрел его и не нашел никаких отклонений. Когда Кристофер вытянул руки перед собой, а врач надавил на них, пытаясь опустить, оказалось, что они одинаково сильные – и тут правая рука вдруг резко поддалась, и Кристофер уронил ее по шву. Рефлексы были нормальные и одинаковые с обеих сторон, а следовательно, нервы, идущие от головного мозга через спинной, не были затронуты.

Родные не понимали, злиться им или беспокоиться. Не слишком ли суровы они были к Кристоферу? Или он просто устраивает спектакль? Все это выглядело крайне неправдоподобно, а он не пытался ничего объяснить. Родители решили, что все само уляжется, а если “поднимать шум”, проблема лишь усугубится. Однако лучше Кристоферу не становилось; в конце концов его направили в местную больницу, к педиатру. Педиатра его жалобы и удивили, и озадачили. Неврологические симптомы, похоже, прогрессировали: Кристофер начал сильно хромать при ходьбе. Такого тремора, как у него, педиатру раньше видеть не приходилось, но это могло служить симптомом редкого двигательного расстройства вроде детской хореи (от греческого глагола, означающего “танцевать”). В школу Кристофер почти не ходил. Было решено госпитализировать его для обследования. Предполагалось взять анализы крови, провести сканирование мозга и рентген позвоночника и взять пункцию спинномозговой жидкости – главным образом, чтобы выявить признаки воспаления в нервной системе.

К моменту госпитализации Кристофер передвигался только с ходунками и не мог самостоятельно мыться и одеваться. Мать и отец окружили его постоянной заботой, поскольку их мучила совесть, что они так жестко отреагировали на скверное, но не то чтобы прямо возмутительное поведение сына. Им было стыдно, а поскольку оба работали в государственных компаниях, они не хотели, чтобы за их “глупость” пришлось платить государству. Они сами должны расплачиваться за свои поступки.

И сканирование мозга, и рентген ничего не показали, что принесло огромное облегчение: значит, у Кристофера нет никаких опухолей и ничего не давит на спинной мозг. Затем настал черед спинномозговой пункции – рутинной процедуры, которая, правда, крайне неприятна для больного и требует особого мастерства со стороны врача. Пациент раздевается до белья и ложится на кушетку на левый бок, подтянув колени к груди. Кожу протирают антисептиком. Медсестра накрывает нижнюю половину тела стерильной простыней с квадратной прорезью в середине, которую помещают над поясничным отделом позвоночника. Врач садится на табурет за спиной пациента и находит углубление между двумя нижними позвонками поясничного отдела позвоночника, над самым тазом. В эту крошечную область делают укол местного обезболивающего; иногда пациент ежится, но это почти не больно. Затем врачу передают иглу для спинномозговой пункции. Врач еще раз прощупывает область пункции и говорит что-то вроде “Сейчас вы почувствуете давление”. Затем игла должна плавно войти внутрь, не встретив никаких препятствий в виде кости. Внутреннюю часть иглы вынимают, и если все нормально, секунды через две из нее, ко всеобщему удовольствию, вытекает первая капелька спинномозговой жидкости цвета и консистенции белого вина и мягко падает в подставленную пробирку, чтобы затем отправиться в лабораторию.

Психиатры таких процедур не проводят. Когда я был стажером-неврологом, мне, помнится, очень нравилось делать пункции, и я считал себя специалистом. Однажды мой наставник попросил меня взять пункцию у больного за сорок, которого госпитализировали с внезапной сильнейшей головной болью, а теперь он ощущал некоторую дурноту и не мог согнуть шею. Компьютерная томограмма ничего особенного не выявила, и по тогдашнему протоколу требовалось взять пробу спинномозговой жидкости, чтобы понять, что у больного – аневризма или менингит. Меня окружали студентки-медсестры, и я играл на публику. Ввел местное обезболивающее, взял иглу для пункции и в интересах зрителей стал объяснять, что буду сейчас делать. В этот момент больной пустил ветры – громко и протяжно. “Из-звините!” – театрально возмутился я. Медсестры захихикали. Лишь через несколько секунд меня осенило, что это был последний звук в жизни больного. Как видно, аневризма была готова лопнуть в любой момент – и, скорее всего, лопнула, когда пациент напрягся в ожидании укола. Нет, я не думаю, что он умер из-за меня, но до сих пор краснею при мысли, как тщеславно и глупо я себя повел. После этого я перестал брать пункции.

* * *

Перед пункцией Кристофер разволновался, ему было трудно лежать неподвижно. Рука тряслась. Кристофер был мускулист и слегка полноват, поэтому врачу непросто оказалось нащупать место, куда вводить иглу. Когда в кожу вошла игла шприца с местным обезболивающим (не толще булавки), Кристофер выгнулся всем телом и едва не свалился с кушетки. Врач-стажер растерялся. И осторожно ввел иглу для пункции, забыв предупредить Кристофера. Кристофер рефлекторно выпрямился, отчего вонзить иглу между позвонками стало еще труднее. Игла вошла лишь до половины, а врачу и медсестре пришлось укладывать Кристофера в нужную позу и уговаривать не шевелиться.

Врач надавил на иглу, но она наткнулась на кость. Кристофер застонал. Иглу вынули. В месте укола выступила капля крови. Медсестра хотела успокоить Кристофера, сказала, что ничего страшного – пусть с первого раза не получилось, через минуту попробуем еще. Попробовали. Вышло только хуже. Кристофер начал дергаться, когда врач еще не успел ничего сделать. Ввели еще одну дозу местного обезболивающего. Игла для пункции вроде бы вошла нормально. Врач извлек внутреннюю часть и стал ждать. Никакой жидкости из нее не показалось. Процедуру решили отменить. Затем врач вызвал старшего коллегу, который согласился зайти попозже и повторить процедуру. Даже у старшего коллеги, хотя он проделал уже, наверное, сотню пункций, получилось взять спинномозговую жидкость только со второй попытки – но все же получилось. Игла задела кровеносный сосуд, а значит, в спинномозговую жидкость попала кровь из тканей, которые игла пронзила по пути; для анализа это не идеально, но все же приемлемо. Все вздохнули с облегчением, кроме Кристофера. Врач сказал ему, что он большой молодец и худшее уже позади, но мальчик лежал и трясся.

Его колотило с головы до ног. Дрожь то усиливалась, то слабела, но не проходила несколько часов. Кроме того, Кристофер жаловался на сильные боли в спине и утверждал, что не может пошевелить ногами. Вызвали врача-стажера, который пытался взять пункцию; тот испугался, что после процедуры возникли осложнения. Подобное могло произойти только в одном случае, думал врач: если у Кристофера опухоль мозга. Опухоль вызывает повышение внутричерепного давления, а когда пункция резко сбрасывает давление, мозг с силой вдавливается вниз в черепную коробку, что приводит к непоправимым повреждениям. Но это было невозможно, поскольку перед пункцией Кристоферу сделали компьютерную томографию мозга именно для того, чтобы исключить такое осложнение, и снимок был абсолютно чист.