Книга Путевка в «Кресты» - Борис Седов

Ежедневно я по несколько часов серьезно занимался с Картиной «карточными фокусами» и по его словам проявлял в этом деле недюжинные способности. Особенно его восхищали моя цепкая память, наблюдательность и, главное, руки. Конечно — не пианиста. Но — хирурга. Ведь в какой-то мере я был еще и хирург, и иметь цепкие чувствительные пальцы был обязан. Уже через месяц я манипулировал картами не хуже своего учителя. Правда, я почти с ними не расставался, и в любой свободный момент начинал перебирать колоду в пальцах, как некоторые постоянно перебирают четки. Я научился метить карты туалетным мылом[18]и стачивать, почти незаметно уменьшая в размерах, колоду, оставляя лишь четырех вальтов[19]. Ох, я многому научился!

Моя медицинская практика основательно выросла, и кроме Бахвы с его тахикардией и увеличенной печенью и Картины, которому я регулярно делал массаж спины, добавилось еще множество пациентов. Теперь я уже не сидел за обеденным столом, ощущая себя нахлебником. У меня самого появилось, чем богато сервировать этот стол из собственных запасов. Работа врача здесь неплохо оплачивалась, при всем при том, что наша хата была далеко не из бедных, и братва с воли снабжалась неплохо. Однажды один из барыг даже рассчитался со мной проституткой. Да, да — самой обычной шлюхой, которую привезли в «Кресты» с воли не на отсидку, а на работу. Она дожидалась меня в душевой, куда меня ночью отконвоировал вертухай и выделил нам на все про все полчаса. Мы уложились в пятнадцать минут…

Но самым главным, самым приятным событием за все это время была посылка от Ольги, в которой оказалось вложенным длинное — на трех двойных листах — письмо. Ах, какое это было письмо! Ах, какая это была посылка! Бедной медсестре она должна была обойтись, как минимум, в полторы месячных зарплаты. Плюс еще оплата доставки, потому что дачка пришла ко мне, минуя цензуру и досмотр. Ее просто притащил на плече вертухай. В следующее его дежурство я отправил Ольге ответ, который сочинял в свободное время целых два дня. Трудно было придумать, о чем бы таком интересном для нее можно написать длинное письмо из «Крестов». И я писал о любви. И правильно делал.

После этого мы обменивались с Ольгой любовными весточками с регулярностью примерно два раза в месяц. Все через того же охранника. Вот только добиться свиданки со мной она так и не смогла…

Когда за намордником наступил ноябрь, духота в камере сменилась ледяным холодом. Здесь было всего градусов на восемь-десятъ теплее, чем

на улице. А третий месяц осени оказался холоднее обычного и сразу отметился рождественскими морозами.

И вот тогда одно за другим и произошли два значительных события. И даже письмо и посылка от Ольги не шли с ними ни в какое сравнение…

Братва на воле наконец закончила свое следствие по делу Смирницкой, и однажды утром меня, еще досматривающего сладкие сны про свободу, растолкал Бахва.

— Давай вставай. Умывайся и сразу ко мне. Есть разговор.

Я лениво потянулся и зевнул.

— Костоправ, не выдрючивайся. Это серьезно.

Я внимательно вгляделся в морщинистое лицо смотрящего и понял, что действительно, это — серьезно. И стремительно скинул с себя одеяло…

— Короче, братан, малява пришла, — вполголоса сообщил Бахва, как только мы с ним устроились за столом. К нам поспешил присоединиться Картина, и смотрящий сперва смерил его строгим взором, но потом благодушно позволил: — Ладно, сиди. Тоже послушай. Итак, малява пришла, — повторил он и протянул мне две фотографии.

Отличного качества фотографии. Их делал явно не любитель и пользовался при этом мощным телескопическим объективом. Подобное можно было снять только с большого расстояния, — уж я-то отлично изучил за долгие годы свой дом в Лисьем Носу.

На обоих снимках Леонид и Ангелина стоят на крыльце. Он лишь в трусах и футболке, она — в незнакомой мне длинной легкой ночнушке. Сначала мой братец, по-хозяйски обхватив мою женушку за богатую грудь, рукой показывает ей куда-то на небо, и она, приоткрыв ротик, послушно задрала голову. Что-то пытается высмотреть там, шалава! И при этом плотно прижимается спиной к Леониду. А его довольная рожа торчит у нее из-за плеча. Не опознать обоих просто невозможно. Дальше — больше. Похоже, что, насмотревшись на что-то вверху, они решили заняться любовью прямо на улице. И не холодно! Ведь судя по фону, уже как минимум поздний сентябрь. Итак, они продолжают стоять на крыльце и, тесно прижавшись друг к другу, целуются взасос. При этом блудливая ладошка моего братца спокойно покоится у моей продажной супружницы на лобке. Представляю, как в этот момент она томно постанывала.

— На обороте дата, — лаконично сообщил Бахва.

Я перевернул фотографии и обнаружил накарябанную фломастером надпись: «10 сентября, 11.14–11.16». В это время по словам следака Мухи моя жена должна была проходить лечебные процедуры в психушке.

Я протянул снимки назад смотрящему.

— Не желаешь оставить себе? — улыбнулся он.

— Разве что ткнуть ими в рожу пидару следаку.

— Не советую. Потом объясню, почему. Сначала о самом главном.

— Идет, — согласился я, и, хлебнув обжигающего нёбо чифиру, лизнул «Чупа-Чупс».

— Так слушай… Насколько я вижу, ты уже въехал в то, что твой братец и твоя Ангелина поладили очень даже неплохо. И поладили-то давно, ты просто не замечал. И вот однажды, братишка мой Коста, вошла эта сладкая парочка, как выражаются мусора, в преступный сговор. И надумали они, падлы, ни много ни мало, а всего лишь замочить соседку твою. А заодно избавиться от тебя, дурака. Как тебя подставляли, ты уже вычислил, поэтому не буду лить воду впустую… А вот Смирницкую завалил твой брательник!

Я аж замычал, пораженный. Я даже приподнялся со стула и глухо хлопнулся задом обратно. Леонид?!! Да ни хрена же себе!!! Понимаю, отбил у меня эту лярву Лину. Но завалить Эллу Смирницкую?!!

Бахва стрельнул в меня колючим пронзительным взором и спокойно продолжил:

— И не просто так завалил… Тут все очень запутано. Я, признаться, и сам толком не до конца все прочухал, — виноватым тоном произнес он. — Так вот, не просто так помочил, а за серьезные фишки. И спустил ему этот заказ один его знакомый барыга. Ты слышал, братан, что мамаша братана твоего состоит постоянной прислугой у одного делового, бывшего то ли инструктора, то ли хрен знает кого Ленинградского обкома КПСС? Он еще курировал в свои времена всех мусорских. Хопин Аркадий Андреевич.

— Да, слышал, — ответил я. — Не про Хопина, нет. А о том, что мамаша и отчим живут постоянно при этом барыге в его особняке. Мамаша — прислуга, отчим — шофер.

— Все верно. А теперь… ты знаешь, чем братец твой занимался еще год назад?

— Нет. Как-то пытался спросить, но он сразу так начал мутить, что я просто забил на него. Чем хочет, тем занимается. Не мое это дело.