Книга Путевка в «Кресты» - Борис Седов

— Так, слушай дальше, Коста, братан. С лицевой стороны на газетку бумагу уже клеишь белую. Тут можно и тонкую. Не папиросную, конечно, не кальку. Такую, чтобы газета если и просвечивает, то децл. А то или разметки не разглядишь, или быстро устанешь, глаза напрягаючи. А устанешь, так снова ты в жопе… И вот, получаешь ты колоду пустышек таких. Теперича вперед, рисовать. Разметку, значит. Масти. Кто-то, конечно, и от руки их наносит. Но это либо лохи неумелые — они не то что карты склеить не могут, они потом и с себя все проиграют. И фуфлыжниками их братва сделает за несколько сдач. А еще бывает, что от руки разметку на лицевухе рисуют те, кому просто нечем заняться. Время есть, деть его некуда. Да и картинки ляпать они ловко умеют. Таких вальтов-королей тебе наизображают! — Леха чмокнул губами. — Вот, в прошлую ходку был у нас в отряде кольщик один…

— Ты о деле, — нелюбезно перебил я Картину.

— Лады, Коста, братан. Так вот, о чем это я. Берешь ты фольгу. Обычную тоненькую фольгу, скажем, от пачки сигарет, и режешь на ней трафареты. Я тебе потом покажу. Это вопрос непростой, надо потренироваться.

— А чем это все склеивается? — поинтересовался я.

— Карты-то? А хлебом обычным. Берешь размоченный в воде хлебушек и протираешь его через тряпку, скажем через платок носовой. И на выходе у тебя получается клейстер — лучше и не придумаешь. Держит отлично, когда подсыхает — не сыпется. И карты получаются эластичными. На вот, смотри. — И Леха помял колоду в руках.

— И после этого все готово? — не терпелось мне.

— Не-э-э. Теперича ее надо точить.

Я состроил удивленную физиономию, а Картина тем временем извлек из какой-то заначки наждачку-«нулевку», потом тщательно подровнял колоду со всех сторон и ловко распушил ее в руке так, что вышло нечто вроде куцего веера.

— И вот так, братан… — Он заточил на «нулевке» сперва один распушенный угол колоды, следом — другой, и так все четыре. Потом, отложив в сторону шкурку, профессионально разделил колоду на две совершенно равные части и ловко вдвинул их одна в другую. Еще раз. Еще. — Зырь. — Он продемонстрировал мне, что карты из двух половинок четко ложатся одна через одну. Минут десять он проделывал с колодой такие манипуляции, на какие, как я думал раньше, был способен лишь фокусник Акопян. Мне это казалось настоящим искусством. И я был уверен, что никогда не дорасту до подобного уровня.

— Ништяк, — уверял меня Леха. — Не менжуйся, братан. Через полгодика колоду будешь ломать не хуже меня. А полгодика ты в этой хате, как пить дать, еще прокантуешься. Так что на зону поедешь при хорошей профессии. Это если помимо врача.

Как и в истории с пресс-хатой, Леха здесь ошибался. Какие полгодика?! Впереди у меня не было даже трех месяцев. Но кто мог предположить, что в то время, когда люди ждут в «Крестах» суда по два года, для меня его готовят форсированными темпами? Впрочем, конечно, некоторые знали. Те, кто готовил…

За то время, что я валялся в больничке, Бахве с воли уже переслали назначенные мною лекарства, и уже на следующий день после моего прибытия в камеру мы приступили к тщательному лечению. Вплоть до того, что я загнал своего пациента под капельницу.

— А ты посиди-ка рядом со мной, — попросил смотрящий. — Пока капает, успеем поговорить. Кое о чем хочу поведать, Коста, тебе.

У него, и правда, оказалось, что сказать мне интересного. Во-первых, я узнал, что пока был в больничке, из «Крестов» на волю пошла малява с распоряжением братве осторожно порыться в деле убийства Смирницкой, проверить моих жену и брата.

— А брата-то?.. — От неожиданности я даже приподнялся с Бахвиной шконки, на краешке горой сидел.

— И брата, — резко оборвал меня Бахва. — Ответ ждем где-то через недельку. Правда, не мне и придет. И не от меня эта малява ушла. Много здесь есть таких, что посерьезнее меня, и решили они в тебе, братан, поучаствовать.

— Им это надо?

— Значит, надо. Не спрашивай много. Порой дороговато ответы стоют. Так что дожидайся с воли ответки. Только не очень рассчитывай на нее. Разве что сам точно узнаешь, что же случилось, — и весь приход. А мусорам этого не предъявишь. Они на тебя все давно уже склеили.

И дело твое, я думаю, в суд скоро передадут. И отправишься по этапу, куда подальше. Чтоб под ногами здесь не болтался, жить кое-кому не мешал.

— Итак, выходит, они здесь будут жить, а я за это…

— Там тоже живут, — перебил меня Бахва. — На зону пойдешь с хорошей малявой, с рекомендациями, так сказать, отсюда. Так что можешь не менжеваться. А главное, линию, что выбрал, гни до упора. В несознанке, так в несознанке. И как бы тебя следак не пугал, какими бы конфетками не манил, не слагайся. Не потеряй авторитет перед братвой.

— А если снова в пресс-хату? — забеспокоился я.

— Не-э-эт, — покачал головой смотрящий, — туда по второму разу не посылают. Бунта в тюрьме кто захочет? А из-за такого беспредела ментовского хипеж в любой крытке[17]в обязалово будет серьезный. Это точняк. Ты теперича на виду, вся тюрьма про тебя говорит. И мусора это знают. И будут с тобой на цырлах, хотя это им — как кость в горле. У них кровь из зубов идет! Еще и поэтому постараются они от тебя поскорее избавиться. Так что жди вскорости вызова к следаку. И суда.

Я нянькался с капельницей и внимательно выслушивал пророчества Бахвы. Как бы мне хотелось, чтобы он оказался не прав. Но по прошлому опыту я уже знал, что этот погрызанный жизнью старик всегда бьет предсказаниями точно в яблочко.

Я вынул иглу, заклеил место укола кусочком пластыря, и смотрящий сел, свесив ноги со шконки.

— Хорошо, — прокомментировал он. — Сколько курс, говоришь?

— Сначала пять дней. Потом надо бы повторить через месяц.

— Ну, братан, этот курс нам бы успеть закончить. А на второй и не рассчитывай. К тому времени тебя, может, будут уже на север везти. Уж поверь, Костоправ. Я, старик, это-то знаю.

«И никогда не ошибаешься, — добавил я про себя, — покоцаный годами и зонами».

Но на этот раз Бахва ошибся. Первый раз на моей памяти. И мусора забыли про меня напрочь на целых три месяца.

Наверно, сломалась какая-то шестеренка в их отлаженном механизме лживой системы правосудия и демократии.

* * *

Итак, мусора забыли про меня на три месяца.

Не так уж и много чего произошло за это время — что интересного может случиться в тюремной камере?

Непонятки между мужиками, которые приходилось разбирать. Крысятники, которых надо было судить и готовить им бутерброды с хозяйственным мылом. Парочка еще не опущенных педофилов, которых, радостно ржа, мусора запустили нам в хату, а на следующий день забрали назад и отправили в камеру пидарасов. Несколько поножовщин, после которых мне приходилось пускать в ход все свое искусство врача. Несколько трупов — один умер от обширного инфаркта, другого ночью придушили подушкой, трое неосторожно «упали» с третьего яруса. Нерегулярные прогулки. Редкие шмоны. Баланда, которую я попробовал лишь один раз для интереса… В общем, жизнь текла в своем привычном для крытой русле.