Книга Вызов принят! - Селеста Барбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томас (лучший гей):
Бля, ты что, серьезно? Вот бля!
Теперь в кругу друзей и магазинах здорового питания меня называют Разбивательницей сердец и Сердечно-сосудистой подружкой.
Так что, если вам тоже захочется придумать мне какое-нибудь прозвище, сначала вспомните, где вы были 21 августа 2007 года примерно в полдень.
ПОКА Я БЫЛА БЕРЕМЕННА Лу, врачи и акушерки наперебой советовали мне позвонить доктору Тимберлейку и узнать, какие ограничения накладывает перенесенная операция на сердце. А то вдруг я прослушала что-то важное, пока кайфовала под морфином. Тогда я решила, что раз уж все равно буду отвлекать от дел суперзанятого хирурга, заодно расспрошу его о том, как все это скажется на способности кормить грудью, если оно, конечно, в принципе на ней скажется.
Доктор объяснил мне, что во время операции, когда кожу снимали с грудной клетки (блюющий смайл), молочные протоки перерезали – не все, но большую часть, – так что, может, у меня получится кормить грудью, а может, и нет. Не попробуешь – не узнаешь.
Знакомые мамочки и акушерки часто говорили, что сами роды не так тяжелы, как первые недели и месяцы после них. Но я, понятно, не верила: ведь у Кортни Кардашьян с новорожденными не было никаких проблем, так чем я хуже? Разве она не является рупором женской части нашего поколения?
В итоге первые три месяца после рождения Лу оказались самыми трудными в моей жизни. Я страстно хотела кормить грудью. Но у меня ничего не получалось.
Дело вот в чем: мое тело всеми возможными способами показывало, что готово кормить. Молоко пришло вовремя, я стала похожа на упитанную дойную корову, и на первый взгляд все должно было пройти прекрасно. Мои задорные крошки наливались молоком, но сыну моему не перепадало из него ни капли. Когда он брал в рот сосок, ощущения у меня были такие, словно его одновременно пилят бензопилой и поливают уксусом. Такой боли я не пожелала бы даже самой нелюбимой героине «Отчаянных домохозяек».
Жили мы тогда на Средне-Северном побережье, и тамошние акушерки считали, что грудное молоко – не просто самая лучшая пища для новорожденного, а вообще единственно возможная. В больницах все стены были уклеены плакатами с фотографиями кормящих женщин – они кормили младенцев, не слезая с роликов, а шестилеток – на скамейках в парке. К тому же все приятельницы твердили мне, как это прекрасно – «весь день валяться в кровати с висящей на груди крошкой, а муж чтобы тем временем готовил еду для тебя».
Не. В. Моей. Жизни. Я всецело поддерживаю грудное вскармливание. Но я также считаю, что нельзя ломать жизнь себе и ребенку только потому, что посторонние женщины слишком многого хотят от твоих сисек. Тейлор Свифт говорит, что мы должны поддерживать друг друга, так что идите-ка все в жопу!
Я десять дней пыталась кормить сына коктейлем из крови и капли грудного молока. А он только плакал, плакал и плакал не переставая. Он был так голоден! (Боже, мне даже писать об этом трудно.)
К десятому дню я уже просто не знала, что делать. Меня охватило отчаяние. Я не прекращала попытки накормить Лу грудным молоком, но меня всю выкручивало от боли, а он по-прежнему плакал, плакал и плакал не переставая.
Сестра, которая приехала меня навестить, увидев, что я с ума схожу от боли и ужаса, шепнула мне: «Так не всегда будет, обещаю».
И я разревелась. Именно это мне и нужно было услышать. Мне даже не верилось, что все оказалось так ужасно, и в панике я представляла себе, что отныне моя жизнь всегда будет такой: только усталость, страх и боль. Знаю, я не единственная мать, которой довелось испытать такие чувства. Просто поверьте: нас много.
Слезы бежали у меня по щекам, и Апи, сидевший рядом, решил, что с него хватит. Он встал с дивана и сказал, что сходит в аптеку и купит молочную смесь. Потому что больше не может спокойно смотреть, как я мучаюсь, ведь уже очевидно, что кормить Лу грудью у меня не получится.
«Детка, так не пойдет. Ты вся издергалась, Лу вопит от голода. Хорош заниматься ерундой», – сказал он и ушел в аптеку. В тот день он спас мне жизнь.
Мама в то время тоже гостила у меня. И она напомнила мне, что именно я мать Лу, а значит, никто, кроме меня, не знает, как для него будет лучше. Тогда я решила, что переведу сына на молочную смесь. Или хотя бы дам ему подзаправиться, пока у меня не заживут соски.
Апи притащил из аптеки миллион видов смеси, кучу бутылочек и сосок, стерилизатор для них и стерилизатор для стерилизатора. В общем, мы основательно подготовились.
В тот день нас должна была навестить акушерка Карен. Мы ждали ее где-то к обеду. Лу в это время как раз пора было кормить, и я решила, что попробую дать ему смесь, а Карен подскажет мне, как это лучше сделать.
Когда Карен пришла к нам, я попросила сестру включить чайник, чтобы приготовить порцию смеси.
Но Карен не поняла: «А зачем чайник?»
И я замерла, чувствуя себя так, будто меня застукали за кражей жвачки в магазине. «Эмм… у меня совсем не получается кормить грудью. И я решила попробовать дать ему бутылочку со смесью».
Меня трясло. Я уже понимала, что идея ей не понравилась, а у меня не было сил противостоять.
«Нет-нет, выключи чайник. Сейчас мы накормим деточку сисей».
Черт! Ладно, о’кей. Мне не хотелось этого делать. Но ведь она была профессионалом и, наверное, знала, как лучше. Иначе зачем бы она стала мучить меня, видя, что я и так падаю с ног?
Я попросила сестру выключить чайник и собралась с силами. Задрала майку и как следует подготовила зону боевых действий.
Акушерка взяла на руки моего измученного голодного малыша, и у меня мгновенно окаменели плечи и поджались пальцы на ногах. Потом она наклонилась и так резко втиснула сына мне в грудь, что мы с ним хором охнули от неожиданности и боли. Лу вцепился в сосок так, будто это была пачка жевательного табака, с которой он пришел смотреть бейсбольный матч. Я заплакала, мама заплакала, и малыш заплакал тоже, а сестра и Апи принялись мерить шагами комнату. Они были в ярости.
По ощущениям, акушерка держала Лу у меня на груди минут 45. Малыш извивался и жевал мой сосок, я извивалась и плакала, а она прижимала его ко мне, не давая ни мне, ни ему двинуться. «Всем тяжело, милая, нужно просто постараться».
Вот оно! Таким нехитрым способом Карен внушала мне чувство вины, заставляя делать то, чего мне не хотелось. Она вела себя так, будто я собиралась напоить сына из бутылочки водкой и заодно напичкать метамфетамином.
Закончив истязать меня и моего мальчика, она собрала вещи и ушла, сказав на прощание, что вернется через неделю и надеется, что к этому времени я уже буду вовсю кормить.
Я очень, очень хотела кормить грудью, но тело мое было против. И мне нужно было поверить, что, переведя сына на смесь, я не совершу самый ужасный поступок в своей жизни.
