Книга Лондонские убийства - Василий Гавриленко

Кулак Бобби прочертил дугу перед моим лицом, но я успел отклониться.

– Да он у нас ловкач! – заорал американец. – А ну-ка, Ирландец, твой выход!

Только тут я заметил третьего. Невысокий бледный мужчина с копной рыжих волос на круглой узколобой башке, стоял у двери паба, ковыряя в зубах спичкой. Ухмыльнувшись, он отделился от стены и, приняв боксерскую стойку, закружился вокруг меня.

Первые его удары я блокировал, удачно отступая и даже контратакуя. Было понятно, что Ирландец – опытный боец, но я все равно недооценил его. Первая атака была лишь прикрытием, дымовой завесой, скрывающей молниеносный правый джеб и отличный левый боковой, погасивший свет в моих глазах.

Когда я очнулся, никого вокруг не было. Я лежал посреди тротуара. Преодолевая боль в голове, я поднялся, пошарил карманы. Кошелька не было, но улики по делу Садовника бандиты, по крайней мере, не взяли.

«Отличная работа», – процедил я сквозь зубы и, сплюнув кровавый сгусток, поплелся вверх по улице.

Прохожие смотрели на меня с удивлением и жалостью, но, когда какой-то сердобольный джентльмен предложил мне обратиться к врачу, я сказал ему, что сам являюсь доктором.

С грехом пополам я добрался до Собрания Уоллеса: голова все еще кружилась после глубокого нокаута, в который меня отправил негодяй-Ирландец.

– Читайте о похождениях Розамунд Нэш-Мерфи в свежем выпуске «Криминальных ужасов»! Садовник убивает Розамунд и делает из нее черную розу!

Пронзительный мальчишеский голос, казалось, доставал до самого мозга, отзываясь головной болью. Я подозвал маленького газетчика.

– Сколько за «Криминальные ужасы»?

– Пять шиллингов, сэр.

Я протянул мальчику монету. Опять Садовник оставил меня в дураках. С чего я взял, что он будет публиковать свои «анонсы» только в «Иллюстрированных новостях полиции»? Разве в Лондоне только одна бульварная газета, предоставляющая свои страницы в услужение любому графоману за небольшую плату? Следовало внимательно изучить конкурентов любителя halva мистера Неда Джонсона.

С некоторым усилием поднявшись с лавочки, я направился по Манчестер-стрит в сторону своего дома. Теперь я знал, как именно Садовник расправится с бедняжкой Розамунд, но что я мог сделать?

Мне открыла миссис Этвуд. По ее изменившемуся лицу я понял, что выгляжу неважно. Приложив палец к губам, я проскочил через гостиную и, поднявшись по лестнице, закрылся в своей комнате. Пугать Аделаиду и мисс Остин своим внешним видом у меня не было ни малейшего желания.

Взглянув в зеркало, я выдохнул: последствия стычки с Ирландцем были не настолько разрушительными, как мне представлялось. Небольшая гематома под глазом и разбитый нос. К счастью, все зубы остались целы: посещение дантиста серьезно нарушило бы мои планы.

Чувствуя головокружение, я прилег. Проклятый Ирландец знал свое дело – голова до сих пор была подобна чугунному шару.

Я протянул руку к несессеру с опиумом. Мне действительно был нужен отдых.

32

Аделаида Ватсон часто думала, есть ли на свете человек, которого она ненавидит также сильно, как Шерлока Холмса. Соседский мальчишка Джонс, сын булочника? Да, он смеялся над ее шляпкой, но это было так давно! Может быть, Джек-Потрошитель? Тоже нет. Конечно, он монстр, который убивал в подворотнях падших женщин, но ни одну из них Аделаида не знала.

Нет, Шерлок Холмс – единственный, кого она ненавидела по-настоящему, ведь великий сыщик отнял у нее самого дорогого человека – ее отца.

Порой Аделаиде казалось, что Шерлок Холмс не умер, а стал призраком и незримо присутствует в квартире на Бейкер-стрит. Несмотря на рассказы папы о доброте и великодушии сыщика, девочка ужасно боялась этого призрака. Ей чудилось, что он сидит у нее под кроватью или в шкафу, его лицо искажено ненавистью, а руки почему-то покрыты кровью.

Аделаида пыталась понять, почему разум ее отца настолько порабощен Шерлоком Холмсом. Даже через десять, даже через пятнадцать лет после смерти сыщика. Девочка много читала о Холмсе, но не видела в нем ничего, кроме самолюбования и гордыни. А еще он постоянно унижал ее бедного папу, смеялся над его интеллектуальными способностями. Эти места в книгах Аделаида отчеркивала красным карандашом и жирно писала на полях: «Ненавижу!».

По мере того, как девочка взрослела, она начала понимать, что одержимость отца Шерлоком Холмсом привела не только к разрушительным последствиям для их собственных, отцовско-дочерних, взаимоотношений, но и отразилась на душевном и физическом здоровье ее папы.

К тому времени Аделаида уже хорошо знала, что такое наркомания. Она читала об этом в газетах, видела наркоманов на улицах. И вот однажды она нашла пузырьки с опиумом в несессере своего отца, а затем увидела, как он делает себе инъекцию.

Трудно описать шок, который испытала девочка. Ее мир рухнул. Папа, прекрасный доктор, заботливый, умный и рассудительный, оказался таким же наркоманом, как его ложный друг-сыщик, сгинувший на дне Рейхенбахского водопада!

Аделаида проплакала целый день, но ничего не сказала отцу, потому что ей не хотелось его расстраивать. Вскоре ей лично пришлось убедиться, что наркомания – это страшная вещь.

Тот жуткий день начался с разговора о Шерлоке Холмсе. Отец вспомнил, как они с другом, выслеживая преступника, устроили небольшой пикник у реки. Холмс не любил природу, но в тот раз он с удовольствием растянулся на траве неподалеку от кромки воды и рассуждал о влиянии Темзы на преступный мир Лондона.

– Сколько трупов на дне этой реки, Ватсон, вы себе не представляете, – говорил он, пожевывая травинку. – На месте городских властей давно присвоил Темзе статус муниципального кладбища.

Воспоминания привели папу в то состояние, что так пугало Аделаиду. Глаза его наполнились слезами, а лицо стало непроницаемым, как маска.

– Я поднимусь к себе, дочка, – сказал он и направился к лестнице.

Девочка дождалась, когда отец прикроет дверь и, тихонько ступая по ступенькам, поднялась наверх. Дверь была слегка приоткрыта. В щель Аделаида увидела, как папа накручивает на руку резиновый жгут, наполняет шприц жидкостью из пузырька и делает укол. Ей хотелось ворваться в комнату, крикнуть «Что ты делаешь?» – но она не решилась.

Отец откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Вдруг его рука потянулась к столу и взяла револьвер. Оцепенев от охватившего ее ужаса, Аделаида смотрела, как папа подносит револьвер к голове, приставляет дуло к виску.

– Папочка! – взвизгнула она, врываясь в комнату.

Вцепившись в руку отца, она начала бороться с ним, пытаясь оттащить оружие от головы самого дорогого человека на свете. Он открыл глаза, с изумлением посмотрел на нее.

– О, Боже, Аделаида!

Револьвер упал на пол. Девочка обвила руками шею отца, ее слабое тело сотрясали рыдания. Папа что-то говорил, но она не слышала, представляя, что именно она могла увидеть минутой ранее, если бы не ворвалась в комнату, если бы не вырвала у отца револьвер.