Книга Байки доктора Данилова 2 - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я с тобой полностью согласен, — ответил Елфимов, — но этот идиот показался мне абсолютно вменяемым человеком.
Несколько дежурств прошли «вхолостую», но Елфимов не унывал. Он верил в свою счастливую звезду и понимал, что раскрутка любого дела идет туго. Зато потом, когда маховик раскрутится, клиенты сами начнут звонить и в очередь записываться… Всему свое время.
«Женщина, тридцать пять лет, плохо с сердцем» — это вызов-загадка. Возможны три основных варианта. Первый — истеричка, второй — алкоголичка, третий — реально больной человек.
Первый вызов определяет течение всего дежурства — этот закон подтверждал свою правоту столько раз, что давно уже считается аксиомой. Если дежурство началось с какого-то сложного случая, да еще и с госпитализацией, значит всю смену будешь пахать, не разгибаясь. Если на первом вызове скандал — готовься к постоянной нервотрепке протяженностью в сутки или полусутки (это смотря какое дежурство). Если на первом вызове «прилетело в лапу», то готовься к тому, что на тебя прольется благодатный золотой дождь. Если на первом вызове «прилетело» не в лапу, а в морду, то лучше сниматься с дежурства сразу же, потому что продолжение будет крайне неблагополучным. Ну а если первый вызов оказался ложным, то смена выдастся неутомительной, но и недоходной.
Первая пациентка была пациенткой мечты. Хорошо обставленная квартира, милая женщина, которая слегка понервничала из-за того, что начальник попытался выдернуть ее на работу в выходной день… Вкусный кофе, бутерброды с сырокопченой колбасой — угощайтесь! Жалобы на то, что голова в последнее время частенько побаливает.
— У вас есть свой психолог? — закинул удочку Елфимов.
— Нет, — вздохнула пациентка, — но надо бы обзавестись. Психоанализ — штука мощная.
— Вам повезло, — Елфимов улыбнулся во все тридцать два зуба. — вот моя визитка. Не удивляйтесь, у меня два высших образования…
Выяснилось, что с родителями у пациентки, которую звали Инной, отношения были сложными. Мать больше занималась собой, чем дочерями, а отец-дальнобойщик дома бывал нечасто, а когда бывал, то пил без продыху, вознаграждая себя за пару недель вынужденной трезвости. Разумеется, повышение артериального давления и неприятные ощущения в области сердца, которые возникали на нервной почве, Елфимов связал с неблагополучной обстановкой в семье. Договорились, что сеанс расстановок проведут на следующий день, в двенадцать часов. Инна пообещала пригласить родную сестру, а Елфимов сказал, что придет с двумя ассистентами. Одна из ассистентов — перед вами, Мариша мне всегда помогает.
Расстались очень тепло, только что не расцеловались.
— Вот это я понимаю! — сказал Елфимов Слинкиной. — Вот это — перспективная клиентка. Сердцем чую — огребем мы с нее по полной программе. А у меня сердце — вещун.
Вещун-то вещун, но детали тоже неплохо было бы прояснять…
Водителю Остапенко Елфимов утром велел побриться, сменить носки и рубашку, а также почистить обувь. Ассистент ведущего специалиста Института психологии должен выглядеть соответствующим образом. Слинкину наоборот попросил не перебарщивать с косметикой и вообще одеться неброско. Одинокая Марина считала, что мужиков нужно ловить «на живца» и потому красилась-ваксилась (выражение Остапенко») ярко и одежды носила короткие, обтягивающие и блескучие.
Сестра Инны оказалась столь же милой дамой, вот только сходства между сестрами не прослеживалось никакого. Если Инна была натуральной блондинкой с классическими чертами лица, то ее сестра Яна оказалась брюнеткой с миндалевидными глазами по-хищному изогнутым носиком. Елфимова это не удивило. Будучи врачом, то есть — человеком сведущим в генетике, он прекрасно понимал, что гены в потомстве могут проявляться по-разному. А еще он понимал, что только матери знают, кто отец ребенка, да и то не всегда. Мать Яны и Инны вполне могла родить одну из дочерей не от мужа-дальнобойщика, а от другого мужчины.
Сеанс прошел замечательно. Слинкина и Остапенко блестяще исполнили свои роли. Не бубнили заученное под нос, а говорили с надрывом, эмоционально. Отец признался матери в том, что постоянно изменял ей, мать сделала ответное признание, они простили друг друга, а затем попросили прощения у своих дочерей. Мало мы вам внимания уделяли, любовью не дарили в полной мере, поэтому у вас сейчас куча проблем… Возможно, Станиславский и нашел бы к чему придраться, но Инна с Яной приняли все за чистую монету, Яна даже прослезилась. Выслушав наставления Елфимова, сестры сказали, что у них просто камни с душ попадали и горячо поблагодарили «доцента-психолога». После словесной благодарности наступило время материальной. Инна протянула Елфимову три новенькие пятитысячные купюры и спросила, можно ли провести еще один сеанс, потому что ей показалось, будто родители чего-то не договорили.
— Запросто! — пообещал Елфимов, пряча деньги в бумажник.
Как только он убрал бумажник в карман, с сестрами произошла удивительная метаморфоза. Улыбки исчезли, взгляды стали холодными, а в руках появились раскрытые удостоверения.
— Спалились! — констатировал Остапенко.
— Именно так! — подтвердила Яна. — Незаконное предпринимательство совершенное организованной группой наказывается лишением свободы на срок до пяти лет!
— Удостоверения можно поближе рассмотреть? — попросил Елфимов, которого удивила штатская одежда дам на фотографиях в удостоверениях.
— Мы корреспонденты телеканала «Хрен-ТВ», — представилась Инна. — Знаете такой? Самые свежие новости, самые острые расследования…
У Елфимова малость отлегло от сердца. Корреспонденты — это не так уж и страшно.
— А зачем тогда про лишение свободы говорить? — спросил он у Яны.
— Это уж как суд решит, — увильнула от ответа Яна. — Вполне возможно, что после нашего репортажа вами заинтересуются органы. Бригада мошенников-психологов — это нечто!
Дамочки оказались ушлыми, впрочем, в журналисты других и не берут. Инна задумала снять репортаж сразу после того, как Елфимов предложил ей сеанс. Она сразу же раскусила обман (доцент-психолог, работающий на скорой — это только для детективных романов Дарьи Скворцовой годится!). После убытия бригады Инна позвонила в Институт психологии и выяснила, что доцента Виталия Рудольфовича Елфимова там нет, и вообще никакого сотрудника с такой фамилией нет. Для бедного новостями летнего периода нелегальный надомный психотерапевтический сеанс вполне годился. Часовой репортаж делался на «раз-два».
Сначала Елфимов и его ассистенты долго возмущались нарушением их гражданских прав — никто же из них не давал согласия на съемку. Но журналистки объяснили, что в данной ситуации согласия и не требуется.
— Судиться? — хмыкнула Яна. — На здоровье! Нам это только на руку. Черный пиар — самый результативный. Только ничего у вас не выйдет. Вы совершили незаконное деяние, причем — групповое, а мы, как сознательные граждане, разоблачили вас. А если что, так мы вообще можем пустить этот материал от имени сотрудника, который официально состоит на учете в ПНД с шизофренией. С ним судиться нереально, сами понимаете. Таких «болванчиков» у нас специально держат…