Книга Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

— Может, опоили или напугали чем? — предположил Роман.

Нет, ни царапин, ни ожогов не было, поили его с другими скакунами. Конь считался прекрасно выезженным, непугливым, фортелей не выкидывал ни до, ни после. По просьбе Герики Бойца подарили сыну старшего конюха, так тот не нарадуется. Вот судьба-то.

Жаль Гергея Гварского, но, не случись беды, никогда бы шалопут Мишка не получил такого красавца!

— Да что ж там такое сталось? — вопросил Роман, медленно проверяя и так безупречную сбрую. — Не белка ж шишкой запустила!

— Доезжачие рассказывали, вроде что-то светлое мелькнуло в кустах, — наперебой принялись объяснять конюхи. — Боец — на дыбы, шарахнулся, а потом и понес как бешеный…

— Поводья оборвались, хотя были совсем новые…

— От лучшего шорника.

— Сроду со сбруей Косого Яся таких конфузов не случалось.

— В кустах пошарить не догадались?

— Как не догадались, обязательно посмотрели. Не было там ничего.

— Только лошадиные следы, да олень еще, видать, пробегал. Здоровущий.

— Не, Боец не в первый раз на охоте, чтоб от оленей и лосей шарахаться…

Как ни был Роман готов к тому, что он только что услышал, а по спине пробежал неприятный холодок. Что-то белое, мелькнувшее в кустах, взбесившаяся лошадь, оленьи следы… Уж не белым ли был тот олень?

Бард поднял копыто Топазу и принялся осматривать подкову. С чувствами он справился быстро, но разговор продолжить не удалось. Послышались быстрые шаги.

— Вот ты где, а мы тебя всюду ищем. — Белка не сомневалась, что только ее тут и не хватало. Конюхи с улыбкой ретировались, оставив Романа один на один с разгневанной графиней Гардани. — Марита давно проснулась и все время плачет, а ты на лошадей смотришь!

— Дорогая Белинда, я, конечно, поеду к ней, но вряд ли ей кто-то нужен, кроме родных.

— А к ней не надо ехать, Шани и ее, и Мику в замок забрал. И правильно, потому что Марита лучше любой ноблески… Нечего ей там одной сидеть, а дом Тереза постережет. Это которая ее нянька. Родни у Маритки только мы и брат, так отец его сюда тоже взял, но Мика совсем еще глупый. Семи и то нет…

— А вам, сударыня?

— Тринадцать исполнилось в месяце Иноходца, но раз ты меня не успел поздравить, можешь сделать это сейчас.

— Непременно сделаю, только отыщу достойный вас подарок.

— Мне нужен хороший кинжал, такой, как у «Серебряных», но с моими ици… ициниялами! И чтобы были такие камни, чтобы подходили к глазам.

— Значит, кошачий глаз?

— А он какой?

— А вот увидите!

— Ладно, но сейчас иди к Марите, потому что родные и так все тут, а она все равно плачет. Она в тебя с первого взгляда влюбилась, тебе что, непонятно? Когда траур кончится, ты на ней женишься, и все будет в порядке. Ты ведь нобиль, раз у тебя шпага и консигна?

— Да, но…

— Вот и хорошо, значит, она станет ноблеской и сможет жить в замке…

— Белка, оставь дана в покое. Марита опять спит, мы едем по делу, а когда вернемся, жди гостей. — Подошедший Рене откровенно наслаждался явным замешательством Романа. — Кстати, графиня Гардани, вас ждет Стефан. Он говорит, вы обещали перебрать с ним гравюры…

— Бегу! Ясновельможная данна должна держать слово. — Вихрь в зеленом платье устремился к двери.

— Что, Роман, нелегко сдерживать натиск такой свахи?

— Знаешь, я действительно растерялся.

— Я видел. Ты завтракал?

— Да, пока ты спал…

— А пообедаем с Иннокентием. Надо с ним посоветоваться, он многое замечает.

3

Кони бежали легкой рысью по обсаженной тополями дороге. Диман настоял-таки на том, чтобы герцога сопровождал эскорт из дюжины эландцев. К кавалькаде самовольно присоединился и Зенек на Романовой Перле, которая, похоже, воспринимала парня как неизбежное зло. Свита вежливо отставала на полсотни шагов, и Роман с Рене могли говорить не стесняясь. Перебрав по нескольку раз события минувшей ночи и сведения, собранные бардом, пока герцог заботами Жана-Флорентина отсыпался, собеседники пришли к обнадеживающему выводу, что дело плохо.

Гадать, не имея нужных сведений, смысла не имело, и Аррой спросил, как эльф стал либером. Роман принялся рассказывать, мимоходом дивясь собственной откровенности. Примеро бы лопнул от злости, но тайна, тщательно оберегаемая сотни лет, была поведана человеку, которого бард знал восьмой день. Рассказывал Роман с удовольствием: Рене был именно тем слушателем, на которого хочется вывалить опротивевшие секреты. Секретов же у разведчика было немерено.

Судьба Романа, вернее Нэо Рамиэрля, была предрешена, когда у темноволосой и звездноглазой Нанниэли Водяной Лилии родилась столь редкая у эльфов двойня. Девочка и мальчик. Эанке Аутандиэль выдалась в мать, а сын походил на отца, Астена Кленовую Ветвь, младшего брата Местоблюстителя Лебединого престола Эмзара Снежное Крыло.

За несколько лет до рождения Эанке и Рамиэрля Лебеди пустили на свой остров магов-Преступивших. Не все в Убежище были этим довольны, но дом Розы, к которому принадлежал Астен, сумел настоять на своем. Маги прижились. Они были ненавязчивы, честно исполняли свою часть договора и занимались какими-то тайными делами, о которых знал лишь Эмзар.

По ряду причин никто из пришельцев, кроме уже знакомого Рене Уанна, не рисковал покидать Убежище. Отгородившиеся много веков назад от мира непроходимыми топями эльфы также не стремились в большой мир, но Уанн убедил Местоблюстителя и его брата в необходимости следить за жизнью Благодатных земель и даже, если потребуется, влиять на нее. Эльфы вспомнили времена, когда две расы жили бок о бок. Тогда вторые сыновья знатнейших эльфийских семей отдавались на воспитание в дома людских владык, а затем служили посредниками между Светорожденными и смертными.

Мысль была хороша, но в клане Лебедя дети рождались редко, и рисковать единственным чадом ради неясной цели не желал никто, да и люди давно считали эльфов кто еретической выдумкой, кто сказкой. Прерывать добровольное затворничество было опасным, и все же эта мысль нашла своих приверженцев. Самым ярым сторонником единения с Таррой был отец Романа, и именно его жене судьба послала двойню.

У Астена был выбор — отдать сына в чужие руки или признать свою неправоту. Кленовая Ветвь пошел до конца. Деревенская лекарка, собиравшая травы на краю великого болота, нашла «брошенного» младенца и усыновила его. Найденыш рос писаным красавцем, ладил со всякой живностью, а в лекарском деле стал разбираться лучше приемной матери. В пятнадцать лет Роман увязался с сельчанами на ярмарку в ближний городишко и был потрясен песнями старика барда. Певец обратил внимание на золотоволосого паренька, не отходившего от него целый день, и в шутку попросил повторить одну из песен. Роман повторил.