Книга Слэм - Ник Хорнби

Кэмерон Диас — это что-то новенькое. Раньше я про нее не слышал.

— Да, — сказал отец Алисии. — Ну... в этом много неприятного. Но сейчас нас беспокоит будущее Алисии.

— А как же Сэм? — спросила мама. — Ведь и у него было будущее...

Я взглянул на нее. Было?! У меня было будущее? А теперь нет?! Я хотел, чтобы она убедила меня, что все будет в порядке. Я хотел, чтобы она поддержала меня, что, мол, она не пропала и я не пропаду. Но она не произнесла этого. Она сказала, что у меня больше нет будущего.

— Разумеется. Но мы больше беспокоимся об Алисии, потому что она наша дочь.

На мой взгляд, это было разумно. Ведь когда мама начала рыдать, это было не потому, что она расстроилась из-за Алисии.

— Алисия, радость моя, — обратилась к ней мама, — ты только сейчас это обнаружила, так?

Алисия кивнула.

— Так что ты еще не определилась со своими желаниями, правда? Ты еще не понимаешь, хочешь ли ты его оставить?

— Нет, знаю! — ответила Алисия. — Я не хочу убивать моего ребенка.

— Ты не убиваешь ребенка. Ты просто...

— Я читала об этом в Интернете. Это уже ребенок.

Мама Алисии вздохнула.

— Не знаю, откуда ты взяла эти глупости... — начала она. — Эти люди, которые пишут в Интернете про аборты, — это все христиане-евангелисты и...

— Неважно, кто они, так ведь? Факт есть факт.

Разговор зашел в тупик. Все было не к месту. Кэмерон Диас, христиане-евангелисты... Не собирался я выслушивать эту хренотень. Но что мне хотелось бы сейчас услышать, я тоже не знал. Что лучше?

— Я лучше пойду, — сказал Марк.

Мы как-то забыли, что и он здесь, и уставились на него так, будто не понимали толком, кто он такой и что здесь делает.

— Домой, — пояснил Марк.

— Да, — согласилась мама. — Конечно.

Она слегка кивнула ему, но оказалось, что он еще босой, поэтому он направился в мамину спальню за своими туфлями.

— Ну и каков итог? — спросил папа Алисии.

Все по-прежнему молчали, даже после того, как Марк опять попрощался и наконец окончательно ушел. Я не понимал, к чему может привести нас этот разговор, кроме того места, в котором мы уже и так находились. Алисия беременна и хочет рожать. Если все останется так, как есть, мы можем спорить хоть до посинения, это ничего не изменит.

— Мне нужно поговорить с моим сыном наедине, — вдруг произнесла мама.

— Больше никаких разговоров наедине, — возразил ей папа Алисии. — Все, о чем вы хотите поговорить с ним, касается нас. Теперь мы одна семья!

Мне захотелось сказать ему, что он сморозил полную глупость. Мама вспылила:

— Извините, но я буду говорить с моим сыном наедине всю оставшуюся жизнь, когда захочу. И мы не одна семья. Как теперь, а может, и в грядущем. Сэм в любом случае поступит как надо, и я тоже, но если вы полагаете, что можете приходить ко мне домой и слушать мои частные разговоры, то вам стоит отказаться от подобных мыслей.

Папа Алисии хотел что-то возразить, но встряла Алисия.

— Вы не поверите, — сказала она, обращаясь к моей маме, — но мой папа в обычной ситуации — умный человек. Но сейчас он говорит абсурдные вещи. Папа, ты разве не хочешь впредь беседовать со мной наедине, не в присутствии Сэма и его мамы? Хочешь? Тогда заткнись... пожалуйста.

И ее папа взглянул на нее и улыбнулся, и моя мама тоже, и на этом все закончилось.

Первое, чем поинтересовалась у меня мама, когда все они ушли, было:

— Думаешь, это просто невезение? Или мы все такие бестолковые?

Я был зачат, потому что мои родители не предохранялись. Так что я мог бы сказать: вы были глупые, а я — невезучий. Но я решил не говорить этого. Определенно я не знал точно, тупой я или нет. Может, и тупой. Ведь на пакетах с презервативами не пишут: «Внимание! У вас должен быть миллиардный IQ, чтобы надеть его правильно».

— Того и другого понемножку, думаю, — ответил я.

— Главное, это не должно разрушить твою жизнь, — сказала мама.

— Твою я же разрушил.

— На время.

— Да. Когда я доживу до твоего возраста, все у меня будет замечательно.

— Угу.

— А потом уже мой ребенок родит своего ребенка.

— И я буду прабабушкой. В сорок восемь лет!

Мы отпускали шуточки по поводу друг друга, но звучали они невесело.

— Как ты считаешь — она передумает рожать?

— Не знаю. Вряд ли.

— Но школу ты не бросишь?

— Не хотелось бы. Ну, так или иначе, до ноября она не родит. Экзамены я сдать, по крайней мере, успею.

— А что потом?

— Не представляю.

Я не тратил время на обдумывание, что буду делать по жизни. Я мечтал о колледже — это да. А Алисия вообще не размышляла над своим будущим, насколько я знаю. Может, это был ее секрет. Вероятно, люди с путной карьерой... они не залетают, и от них не залетают. Видимо, никто из нас — ни я, ни Алисия, ни папа с мамой — не мечтал о будущем по-настоящему. Если бы Тони Блэр в моем возрасте знал, что хочет стать премьер-министром — держу пари, — он бы аккуратнее обращался с презервативами.

— Твой папа был прав, так?

— Да, — ответил я. Я знал, о чем она, — о разговоре, который случился у консультанта Консуэлы.

— Поэтому ты и уехал в Гастингс?

— Да. Я хотел поселиться там и никогда не возвращаться.

— В конце концов ты поступил правильно.

— Наверно.

— Хочешь, чтобы я ему сказала?

— Папе? А ты скажешь?

— Да. Но за тобой будет должок.

— Хорошо.

Я не считал, что за мной останется должок. Все равно отплатить его я никогда бы не смог. А этот последний утонет в море моих долгов, о которых она сама уже ничего не припомнит.

10

Вот кое-что из случившегося за следующие две недели:

1) Мама все рассказала папе, и он расхохотался. В самом деле. Хорошо, что это было не первое, что он сделал. Сначала он обозвал меня несколькими словечками, но вы бы сказали, что он совершил это только потому, что знал, чего от него ожидают. А отсмеявшись, он спросил: «Вот черт, мой внук увидит, как я играю в Воскресной лиге?» И я ответил: «Ну, это первое, что мы с Алисией сказали друг другу». Поскольку это был мой папа, то, может, он всерьез это и воспринял.

«Я сейчас собираюсь как следует заняться своим здоровьем, — сказал он. — Так что — какое там смотреть! Мы с ним вместе сыграем! Двоим в нашей команде по пятьдесят. А недавно мы взяли хорошего вратаря, так ему всего пятнадцать. Мне будет сорок девять, когда ему будет пятнадцать. Но ему придется переехать в Барнет. И выпить в «Голове королевы».