Книга Эта безумная Вселенная - Эрик Фрэнк Рассел

— Ты меня понял! — Мне парнишка понравился, но уж слишком он важничал.

С величайшей осторожностью поставив коробки на трап, он медленно оглядел меня с ног до головы, а потом с головы до ног. Его губы превратились в ниточки, костяшки пальцев побелели.

— И кем вы будете, когда смените робу на парадную форму? — спросил он.

— Парламентским приставом, — проинформировал я парня строгим голосом. — А теперь отнеси коробки туда, где они будут в безопасности, и уложи их, соблюдая все меры осторожности, а иначе я сброшу их вниз — и лететь они будут сотню футов.

Удар пришелся в слабое место. Если бы я пригрозил Уилсону сбросить его самого, он пообещал бы закинуть на орбиту меня. Но ради своих драгоценных коробок он был готов держать норов в узде.

Наградив меня взглядом, красноречиво обещавшим нелегкую жизнь и безвременную смерть, он понес коробки в трюм, прижимая их к груди как младенцев. Пожалуй, я обошелся с парнишкой слишком строго, но в тот момент этого еще не понимал.

Двое пассажиров о чем-то спорили, пристегивая ремни безопасности. В мои обязанности входила проверка ремней новичков, и пока я этим занимался, слышал каждое их слово.

— Можешь говорить все, что пожелаешь, — заявил один эксперт, — но ведь эта штуковина работает!

— Я и сам знаю, — раздраженно фыркнул другой. — В этом все и дело. Я тысячу раз проверял безумные выкладки Флеттнера, сам чуть не свихнулся. Логика вполне четкая, все неопровержимо. Тем не менее посылка совершенно абсурдна.

— Ну и что? Его первые два корабля моментально добрались до орбиты Юпитера. Они совершили полет туда и обратно быстрее, чем обычный корабль разогревает двигатель. Разве могло бы такое случиться, будь идея и впрямь бредовой?

— Да в своем ли ты в уме! — рявкнул противник, покрываясь алыми пятнами. — Это шарлатанство чистой воды! Флетт-нер утверждает, что космическими расстояниями теперь никого не испугаешь, плоды труда тысяч астрономов можно выбросить в мусорную корзину. Мол, теперь нет такого понятия, как скорость полета в космосе, который якобы сродни и плазме и эфиру. Он говорит, что нельзя перемещаться с определенной скоростью, не имея точки отсчета, вернее, принимая за таковую точку воображаемую константу. Дескать, мы одержимы скоростями и расстояниями, поскольку наши разумы привыкли к установленным отношениям внутри Солнечной системы; но в открытом космосе нет величин, к которым можно бы приложить наши несовершенные мерила.

— Не волнуйтесь, ребята, все будет в порядке. Лично я уже написал завещание.

Моя попытка успокоить спорщиков получилась не слишком удачной. Один бросил на меня свирепый взгляд и сказал соседу:

— А я все равно считаю, что это бред.

В этот момент вошел Мак-Нолти:

— Ты видел Уилсона?

— Нет. Но могу сгонять за ним.

— Попытайся его малость успокоить. Парень чуток не в себе.

Я нашел Уилсона в его каюте. Он сидел, пристегнув ремни.

— Ты когда-нибудь летал на космолете?

— Нет, — едва слышно ответил Уилсон, подняв на меня остекленевший взгляд.

— Ну, не бери в голову. Бывали случаи, когда люди всходили по трапу на своих двоих, а возвращались по частям, но по статистике на американских горках народу гибнет гораздо больше.

— Думаешь, я боюсь? — Он вскочил так резко, что я вздрогнул, — ему даже не помешали ремни.

— Ну что ты! — Я замолчал, пытаясь найти подходящие слова. — Ты просто стараешься не переоценивать наши возможности.

Озабоченное выражение исчезло с его лица, глаза яростно засверкали.

— Сам не догадываешься, насколько ты прав.

— Вот что, приятель, — заговорил я как мужчина с мужчиной, — расскажи, что тебя гложет, и я постараюсь помочь.

— Ты не способен помочь. — Он сел, расслабился, но на лице вновь появилось угрюмое выражение. — Я из-за пластинок беспокоюсь.

— Какие еще пластинки?

— Фотографические, которые я принес на борт.

— Да перестань! С ними все будет в порядке. Кроме того, что толку зря беспокоиться.

— Полно толку, — упрямо пробормотал он. — Дважды я не волновался — и мои запасы превращались в пыль. С тех пор я обзавелся привычкой нервничать. При аварии на «Столетнем экспрессе» я потерял всего-навсего две пластинки, да к тому же чистые. Во время большого землетрясения в Неаполе пропало всего-навсего шесть пластинок. Видишь? Мое беспокойство окупается. Так что оставь меня в покое, не мешай работать. — Он откинулся на спинку кресла, потуже затянул ремни и вернулся к своему прежнему занятию. То есть к беспокойству.

Я еще не успел прийти в себя после разговора с Уилсоном, когда услышал шум на сходнях. Мак-Нолти орал на марсиан. Они только что вышли из своих кают, где поддерживалось привычное для них низкое давление, и оказались в чуждой атмосфере.

Кто-то из людей медленно спускался по трапу, шатаясь под тяжестью огромной вазы невероятно яркой расцветки и чудовищно уродливой формы. Марсиане гневно чирикали наперебой, возмущенно трясли щупальцами. Выяснилось, что фарфоровое чудовище — это шахматный трофей Кли Морга, кубок марсианского чемпионата. С точки зрения землянина — сущая безвкусица. Тем не менее приказы шкипера не обсуждаются — и трофей остался на Земле.

В следующий миг завыла сирена, предупреждая о тридцатисекундной готовности, и все, кто не успел занять свои места, поспешили разойтись. На марсиан, разом прекративших гомонить, стоило посмотреть.

Я моментально устроился в своем кресле. Переходные шлюзы закрылись. Бууум! Гигантский кулак попытался вогнать мой череп в сапоги, и я на короткое время потерял сознание.

Мир, стремительно разбухающий перед носом нашего корабля, оказался немногим больше Земли. Его подсвеченная солнцем поверхность была окрашена в черный, красный и серебряный цвета, в отличие от привычного коричневого, голубого и зеленого. Мы приближались к одной из пяти планет, вращающихся вокруг солнца, поменьше нашего и поярче. По пути нам встретилась небольшая группа астероидов, но мы легко уклонялись от столкновений.

Я не знал, как называется звезда. Эл Стоу сказал, что это малое солнце из региона Бутс. Мы выбрали именно его, поскольку лишь у него имелись планеты, и одна из них оказалась как раз на нашем пути.

Так или иначе, но мы перемещались слишком быстро, чтобы выйти на орбиту и выбрать удобное место для посадки. Мы мчались по касательной — впереди нас ждала планета. Снижение будет прямым, как атака сокола, времени хватит только на короткую молитву, и никаких тебе танцев вокруг тутового дерева.

То, как парадоксальные идеи Флеттнера претворялись в жизнь, вновь заставило мое сердце устремиться к желудку — хорошо еще я успел выплюнуть его обратно. Подозреваю, что корабль был способен и на большее — его ограничивала лишь способность людей к выживанию. Похоже, Мак-Нолти с удивительной точностью определил эти границы — ведь торможение и посадка закончились тем, что я не только остался жив, но и сохранил способность дрыгать ногами; но на животе остался глубокий след от ремня, не сходивший целую неделю.