Книга В тумане тысячелетия - Александр Красницкий

— Преступный убийца, — загремел норманн и выскочил из своей засады.

Он-то и показался Вадиму страшным перынским волхвом. Его длинные усы в расстроенном воображении убийцы представились двумя змеями, а изорванная шкура козы, наброшенная на плечи шерстью вверх, придала ему так перепугавший старейшинского сына вид нежити.

— Беги, подлый трус! — гремел вслед Вадиму Рулав. — Беги, трусливая коза, иначе старый норманн расправится с тобою по-своему...

Подгонять Вадима не приходилось.

Он и без того бежал, как перепуганная мышь.

Рулав, кинувшись к Святогору, прежде всего постарался остановить кровотечение:

— Это ничего, пустяки! Старый Рулав знает толк в ранах и всегда сумеет отличить рану, за которой следует смерть, от пустяковой царапины. Нож не глубоко вонзился. Пустяки! Всё пройдёт, только бы кровь унять.

Ему удалось довольно скоро остановить кровотечение и даже наложить повязку на рану, для чего он должен был разорвать часть одежды Святогора...

«Теперь самое главное, как его укрыть и самому укрыться, — подумал Рулав. — Этот негодник поднимет тревогу, и мы попадём в руки жрецов. Не знаю, как ему, а мне — точно несдобровать!»

Оглядевшись вокруг, старик радостно воскликнул: он увидел прибитый волнами к берегу челнок — тот самый, на котором переплывали Ильмень Вадим и Святогор.

— Вот и средство найдено! — весело воскликнул он. — Есть теперь на чём выбраться из этой проклятой чащобы.

Быстро перевернув опрокинувшийся челнок, Рулав вычерпал из него воду, а потом со всей осторожностью, на какую только был способен, перенёс и уложил на дно судёнышка всё ещё не пришедшего в себя Святогора.

Затем он поспешно отплыл, правя к истоку Волхова. Здесь он приютился у правого безлюдного берега, желая дождаться ночной темноты. Между тем Святогор пришёл в себя.

— Что это? Сон я вижу? — простонал он.

— Какой там сон! Не во сне, а наяву твой Вадим ножом тебя пырнул! — отозвался норманн.

— Рулав! — воскликнул Святогор, узнавая старика.

— Конечно, он! Будь мне благодарен. Только пока лежи спокойно. Молчи, сейчас придумаем, что нам делать. Не шевелись, а то ещё опять кровь пойдёт.

— Но что случилось?

Рулав рассказал Святогору коротко обо всём происшедшем.

— За какого-то там вашего волхва меня этот негодник принял, — сообщил он в конце. — Где только укрыться нам?

Зоркие глаза норманна различили вдалеке приближавшийся к Перынскому холму парус.

— Чья-то ладья идёт. Как бы нас здесь не заметили, — в раздумье молвил он.

Святогор через силу приподнял голову и взглянул вдаль, где уже ясно были видны и парус, и сама ладья.

— Это Гостомысл, мой дядя! Его предупредить бы. Он нас обоих спрячет.

— Правда. Это хорошо, — порадовался Рулав. — У него мы будем в полной безопасности.

...Начинало уже темнеть, когда Рулаву удалось подкрасться к шедшему в ладье Гостомыслу и шепнуть ему о судьбе его племянника.

В ту же ночь Рулав и снова лишившийся чувств Святогор были перевезены в Новгород и скрыты в хоромах посадника.

Здесь Святогор и Рулав были в полной безопасности. Никто, даже сам Велемир, не осмелился бы, несмотря на всю свою власть над приильменскими славянами, искать беглецов в посадничьем доме, где они, кроме того, были под охраной сильной норманнской дружины.

Радостна была встреча старых друзей — Рулава и Стемида. Оба они всеми силами старались сохранить равнодушную важность, но это им не удалось, и в конце концов старики, как молодые пылкие влюблённые, кинулись друг другу в объятия, а когда разошлись, на глазах у того и другого была заметна влага.

На радостях даже о Велемире оба позабыли. Только когда прошли первые восторги, на голову старого жреца так и посыпались проклятия, причём в этом никто из норманнов не уступал друг другу.

Нечего говорить, что и остальные ярлы и дружинники примкнули к ликованию старых друзей и вместе со Стемидом радовались возвращению Рулава, которого все они давно уже считали погибшим.

За общим ликованием они и не заметили озабоченного лица Гостомысла.

Новгородский посадник прекрасно понимал, что ему придётся повести из-за Святогора с Велемиром борьбу — причём борьбу не на живот, а на смерть.

Трудно было предположить, чтобы хищный жрец Перуна легко отказался от своей жертвы. Уже ради сохранения одного только своего достоинства должен был он потребовать казни Святогора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно спасение Святогора будет известно всем, и тогда-то Велемир, пользуясь своей неограниченной властью, начнёт немедленную борьбу с ним.

Всею душой любил новгородский посадник своего племянника, но было ещё нечто другое, что для него являлось, пожалуй, самым дорогим на свете.

Это «нечто» была власть.

Не для себя он берег её, не для себя её жаждал. Нет, мудрый Гостомысл готовил будущее для своего любимого внука Избора. Ради него он и дорожил этой достигнутой властью и не задумался бы, чтобы только сохранить её в своих руках, пожертвовать всем на свете, даже Святогором.

Но всё-таки родственное чувство заставляло его искать средства для спасения племянника. Гостомысл изощрял свой ум, чтобы отыскать такое средство, и наконец ему показалось, что он нашёл его.

«И чего лучше! Норманны скоро уходят. Старый Бела всегда был моим другом. Он не откажется приютить Святогора! — мелькнуло в голове Гостомысла. — А там будет видно!»

Мгновенно составился план, и Гостомысл сейчас же приступил к его исполнению.

Прежде всего он сообщил свою мысль Стемиду, и тот пришёл в восторг, когда услыхал предложение Гостомысла взять Святогора с собой в далёкую Скандинавию.

— Только не пойдёт он! — с грустью покачал головой ярл.

— Почему?

— Сам знаешь, не раз мы звали его... Всегда он отказывался.

— Это прежде было. А теперь Святогор поймёт, что оставаться на Ильмене ему нельзя.

— Хорошо, если бы так!

— Об этом не беспокойся, я сам уговорю его.

Норманнам, почти уже приготовившимся к отправлению в далёкий путь, снова пришлось отложить отъезд. Рана Святогора не была смертельна, но кровотечение весьма ослабило его, и силы юноши восстанавливались медленно.

— Ты должен уйти с Фарлафом, — объявил Святогору дядя, когда юноша оправился настолько, что потрясение не могло вредно подействовать на него. — Ты сам понимаешь, что здесь тебе не сносить головы.

— Уйти? Нет! — упрямо отвечал Святогор. — Я не оставлю Любушу.

— Забудь о ней! — настаивал Гостомысл. — Разве не исполняется предсказание?