Книга Россия и Запад на качелях истории. От Рюрика до Екатерины II - Петр Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Князь Борис Куракин, известный дипломат Петровской эпохи, к тому же свояк Петра (оба были женаты на сестрах Лопухиных), оставил следующий красноречивый отзыв:
Правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностью и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было; и все государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет великого богатства, также умножилась коммерция и всякие ремесла, и науки… И торжествовала тогда довольность народная.
Есть немало свидетельств, подтверждающих точку зрения Куракина. Известно, например, что за краткое время «министерства Голицына» – а он курировал тогда широкий круг вопросов внешней и внутренней политики – в Москве построили более трех тысяч каменных зданий. По тем временам темпы просто невиданные.
Василий Голицын бегло говорил по-латыни и на польском, имел богатейшую библиотеку, а его дом, обустроенный на западный манер, иностранцы считали одним из лучших в Европе. В этом доме, стоит отметить особо, тепло принимали даже иезуитов. В отличие от большинства русских князь не считал членов ордена исчадием ада и был принципиальным сторонником веротерпимости. Кстати, именно эта дружба иезуитов с Голицыным послужила поводом для их изгнания из России после падения правительства Софьи.
Впрочем, даже столь короткого пребывания иезуитов в России во времена правления старшей сестры Петра Великого оказалось достаточно, чтобы один из них, патер Иржи Давид, написал две интересные книги: «Современное состояние Великой России, или Московии», где он рассказывает о попытках иезуитов склонить на свою сторону православных, и «Основные особенности московитско-русинского варианта Библии и Вульгаты». Этот последний трактат, по мнению историка Александра Андреева, стал «практически первым пособием для изучения русского алфавита и лексики для всех народов Западной Европы».
Имея не только блестящее книжное образование, но и немалый, правда печальный, практический опыт в военном деле (в ряде кампаний князь потерпел неудачу, вплотную столкнувшись с недостатками в организации русской армии), Василий Голицын стал последовательным сторонником государственных реформ по европейским образцам. Возглавляемая им специальная комиссия рекомендовала, например, в 1682 году ввести в русском войске немецкий строй.
Князь вообще выступал за широкое обучение русских дворян за границей, но особо настойчиво добивался направления в Западную Европу дворян для обучения их военному делу, ратовал за создание регулярной профессиональной армии вместо армии, состоявшей из наскоро обученных крестьян, к тому же насильственно отлученных от земли. Взамен бесполезной военной службы Голицын предлагал обложить крестьян умеренной поголовной податью.
Он же одним из первых в России считал, что преобразование государства должно начаться с освобождения крестьян с предоставлением им обрабатываемой земли в обмен на ежегодную подать, что, по его расчетам, увеличило бы доход казны более чем наполовину. Из этой казны, как планировал Голицын, выплачивалась бы компенсация помещикам за утраченную землю и освобождение крепостных. Идея заменить крепостную эксплуатацию поземельным государственным налогом после Голицына вновь стала всерьез обсуждаться в русском обществе лишь спустя полтора века.
Возглавляя Посольский приказ, Василий Голицын развивал и продолжал идеи Афанасия Ордина-Нащокина. При нем в 1686 году Россия подписала вечный мир с Польшей (причем Киев был возвращен русским) и Московское царство вступило в коалицию европейских государств вместе с Польшей, Германской империей и Венецией для борьбы с турками. Это был первый опыт подобного рода для русской внешней политики, означавший, что сделан еще один шаг в сторону Западной Европы.
Как заметил один из историков, сравнивая Голицына с Ординым-Нащокиным, первый проигрывал второму в уме, зато был более образован; Голицын работал меньше Нащокина, но зато больше и смелее размышлял, глубже проникая в суть существующего порядка, добираясь до самых его основ.
Один из иностранцев, некто Невилль, восхищаясь Голицыным и одновременно иронизируя, пишет:
Если бы я захотел написать все, что узнал об этом князе, я никогда бы не кончил; достаточно сказать, что он хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов в храбрецов, пастушьи шалаши в каменные палаты.
Неплохая характеристика для «ретрограда»!
К сожалению, все планы Голицына остались неосуществленными, он так и не смог «населить пустыни и обогатить нищих». Карьера князя закончилась с приходом к власти Петра. Вся история его дальнейшей жизни – это череда ссылок и скитаний со своей семьей по этапам.
Молодой западник не захотел простить старому западнику его верную службу царевне Софье. Только в 1714 году после смерти князя Петр разрешил его семье вернуться в Москву.
Суммируя различные идеи, рожденные в головах наиболее талантливых русских людей допетровской эпохи, некоторые историки делают вывод, что предки оставили Петру в наследство, как говорят архитекторы, эскизный проект, по которому реформатор затем и выстраивал новую Россию.
Наиболее последовательно защищал такую позицию Василий Ключевский, доказывая, что вся эта совокупность планов, проектов и идей складывается в стройную преобразовательную программу. Он даже перечислил по пунктам этот реформаторский план: 1) мир и союз с Польшей; 2) борьба со шведами за выход к Балтике; 3) завершение процесса создания регулярной армии; 4) замена старой сложной системы прямых налогов двумя податями – подушной и поземельной; 5) развитие внешней торговли и обрабатывающей промышленности; 6) введение городского самоуправления для подъема производительности и благосостояния торгово-промышленного класса; 7) освобождение крепостных крестьян с землей; 8) открытие не только общеобразовательных, но и технических школ, необходимых государству.
И все это «по иноземным образцам и с помощью иноземных руководителей».
Легко заметить, что совокупность этих преобразовательных задач есть не что иное, как преобразовательная программа Петра: эта программа была вся готова еще до начала деятельности преобразователя, -
резюмировал Ключевский.
Приблизительно в том же ключе мыслил и другой русский историк, Сергей Соловьев, утверждавший:
Необходимость движения на новый путь была сознана… народ поднялся и собрался в дорогу… ждали вождя, вождь явился.
Русский мыслитель XIX века Петр Чаадаев в свою очередь заявлял, что гений Петра отрекся от древней России перед лицом целого мира и вырыл пропасть между прошедшим и настоящим.
Вместе с тем есть и противоположная точка зрения. Екатерина II, хотя ее и считают во многом последовательницей Петра, говорила о реформаторе, что он «сам не знал, какие законы учредить для государства надобно».
А Павел Милюков, известный политик времен Февральской революции 1917 года и крупный русский историк, отзывался о Петре I и вовсе снисходительно: