Книга Королевы Привоза - Ирина Лобусова

– Как собаку зарезали… Дуньку-Швабру… И с дохлыми собаками зашили в мешок… – говорили в толпе, – голову не нашли… А зубы все выбиты… И рот как будто кричит… А ноги отрезали… И послание какое-то на коже оставили… Слуги сатаны, наверное… их рук дело…

Прекрасно понимая, что в толпе подробностей не узнать, Таня все-таки стояла в первых рядах, чтобы рассмотреть, кто будет выходить или входить.

Она ждала появления Авдотьи Марушиной, на которую хотела посмотреть особо. Но той все не было. Таня догадалась, что части трупа унесли сквозь заднюю дверь, чтобы избежать волнений в толпе.

– Я ее и нашла, – послышалось поблизости, и Таня, обернувшись, увидела ту самую торговку, которая нашла в муке части трупа. Таня решительно вмешалась в беседу.

– Голова, ноги были? – спросила она.

– Только рука с плечом да туловище. И браслет. Дуньки-Швабры браслет нашей… – причитала баба.

– Кровь была в мешке? – допытывалась Таня.

– Какая кровь? – удивилась баба. – Тело твердое, холодное… Закостенела уже… Не одни сутки так пролежала. Да и убили ее не в лавке. После смерти части тела засунули в мешок. На складе, наверное.

Узнав все подробности, Таня отошла от бабы. Было над чем задуматься: загадочное исчезновение Дуньки-Швабры, браслет, потом мешок… Тане подумалось, что остальные части тела убийца мог запаковать в другие мешки, с крупами. Возможно, их и не найдут. Но если убийца отрезал и спрятал голову, то почему оставил браслет, по которому оказалось так легко опознать труп? Значит, голова была отрезана не затем, чтобы скрыть личность жертвы? Тогда по какой причине?

Судя по истории с браслетом, убийца вообще не думал о том, опознают или нет его жертву. Просто ради какой-то своей цели разрезал труп на куски. Но цель эта – не спрятать тело, не попытаться замести следы. А раз так – похоже, убийца сумасшедший. Серийный убийца, который разрезает на куски свои жертвы. Тане вспомнился Людоед.

Ей подумалось: хорошо бы узнать, были ли еще такие случаи в городе.

Думая обо всем этом, Таня вновь вернулась в толпу и попыталась протиснуться в первый ряд, но не тут-то было. Все места были заняты. И какая-то толстая торговка рыбой (судя по ужасающему запаху) пообещала Тане намять бока, если та еще раз ее толкнет.

Ввязываться в драку Таня не собиралась и решила уйти. Но взвилась буквально в ярости, когда кто-то с силой толкнул ее в плечо.

– Да остановись ты наконец! – раздалось над ухом, и, обернувшись, Таня вплотную столкнулась с Володей Сосновским, который хотел схватить ее за плечо и по неловкости толкнул.

– Что ты здесь делаешь? – глаза Тани распахнулись, она даже задохнулась от обилия нахлынувших на нее чувств.

– Работаю, конечно. Я же репортер, а о жутком убийстве на Привозе говорит весь город, – усмехнулся Володя. – Давай выйдем из этой толпы.

Не чувствуя под собой ног, Таня пошла следом за ним, не понимая, что ей делать – то ли смеяться от радости, то ли рыдать во весь голос. Сердце подсказывало, что правильно будет и так, и так.

– Вот, пришел посмотреть своими глазами, но ничего не увидел, – сказал Володя, когда, покинув толпу, они вошли в относительно тихий переулок, вплотную примыкавший к Привозу.

– Там куски тела нашли, – сказала Таня, – убитую звали Дунька-Швабра. Она торговка с Привоза. Контрабандой торговала, в розницу. Как многие здесь.

– Ты что, ее знала? – удивился Володя.

– Немного, – Таня с трудом вынесла его взгляд.

– А как ты могла ее знать? – не унимался Володя Сосновский.

– У меня лавка здесь, – пояснила Таня, – ты теперь репортер, а у меня лавка на Привозе. И, если хочешь, я могу тебе помочь для твоей статьи.

– Ты теперь торговка с Привоза! Час от часу не легче, – на лице Володи появилось выражение ужаса и брезгливости, и Таня поняла, что правильный ответ был плакать. Поэтому развернулась, чтобы уйти. Ей хватало и собственных разбитых надежд.

– Подожди, – Володя ухватил ее за руку, – извини, я не хотел тебя обидеть.

– А ты больше не можешь меня обидеть. Я привыкла, – пожала плечами Таня.

– Ну да, я виноват перед тобой. Но я такой, какой есть, – сказал Володя, – и меняться я не собираюсь. Так что прости.

– Мне все равно, какой ты есть. Я и без тебя многое о тебе знаю. А вот знаешь ли себя ты?

– Ладно. Я не хочу ссориться. Расскажи лучше об этой… как ее… Дуньке-Швабре…

– Нечего рассказывать. Голову ведь не нашли, – невесело усмехнулась Таня, – а то, что опознали ее по браслету, так это чистая случайность. Недосмотр убийцы.

– А ту, первую женщину, ты тоже знала?

– Какую первую женщину? – Таня навострила уши.

– Которую нашли на мусорной свалке. Разрезанную на куски.

И, видя на ее лице искренний интерес, Володя рассказал ей всё. Таня не верила своим ушам! Она оказалась права. Подобное убийство было не первым.

– Это случилось за день до еврейского погрома, – сказал Володя и описал место, где нашли части тела убитой.

– Еврейский погром начался с мертвого младенца, – машинально сказала Таня, – а выходит, было еще и убийство.

Володя заинтересовался мертвым младенцем, и Таня рассказала о лавке Кацмана.

– Корзину с убитым младенцем просто подбросили ему под дверь, – сказала Таня, – это был лишь предлог для погрома. А ту, первую женщину, опознали?

– Нет, – покачал головой Володя, – я специально узнавал. Собирал материал для статьи. А знаешь что? Если у тебя есть свободное время и если ты не возражаешь, давай вместе сходим домой к этой Дуньке-Швабре. Вдруг повезет, и мы успеем до полиции. Ты можешь узнать ее адрес?

– Могу, конечно, – сказала Таня, с трудом понимая, что происходит. Они снова вдвоем собираются заниматься расследованием? Зачем? Но отступить она не могла. А потому, попросив Володю подождать, бросилась к той самой торговке, которая теперь занимала очень важное место в Дунькиной истории, и выяснила, что Дунька-Швабра арендовала лачугу в том же самом переулке, где когда-то жила со своим грузчиком Ида.

В переулке было пустынно. Только полосатый шелудивый кот, усевшись под водосточной трубой, провожал их желтыми настороженными глазами. Хибара, в которой снимала комнату Дунька, одной стеной примыкала к двухэтажному каменному дому, жилье в котором наверняка стоило дороже. Остальные же стенки лачуги были достроены из фанеры и досок, явно собранных отовсюду, оттого пристройка была чем-то вроде жалкой собачьей конуры, а не человеческим домом. Вдобавок ко всему, несмотря на свой страшный вид, она была поделена на клетушки. В самой крайней клетушке, ближней к улице, и жила Дунька. Открыть покосившуюся, с облепленной краской дверь оказалось легко, несмотря на то что она была заперта на ключ. Таня пошурудила в хлипком замке проволокой (когда-то этому ее учил Шмаровоз), и замок открылся словно сам по себе. Внутри стоял затхлый запах нежилого помещения. Таня и Володя переступили порог.