Книга Треть жизни мы спим - Елизавета Александрова-Зорина

Они зашли в гостиницу, четырехэтажную, с балконами и просторным холлом, типичную гостиницу, какую можно встретить в таких городках, а дремавшая, подперев подбородок кулаком, администраторша, чересчур сильно накрашенная, с высокой прической, тоже ничем не отличалась от своих товарок в других гостиницах других городов. Наш багаж потерялся по дороге и придет только через три дня, а в нем документы и вещи, сказал он, нервно выстукивая пальцами по стойке регистрации, но женщина, внимательно выслушав его заранее придуманную легенду, с первого раза не поняла ни единого слова, так что ему пришлось повторить: наш багаж потерялся по дороге и придет только через три дня, а в нем документы и вещи, но не волнуйтесь, деньги у меня с собой и я готов заплатить за неделю вперед. В маленьких городках от хорошо одетых гостей с отчетливым столичным акцентом не ждут никакого подвоха и верят на слово, и администраторша, состроив ему глазки, все же он по-прежнему умел нравиться женщинам, что нередко оказывалось полезным, спросила его, какой номер он хочет снять. С детской кроватью для моей маленькой дочери, с невозмутимым видом ответил он и, не давая администраторше никакого шанса уточнить, о какой еще дочери он ей тут заливает, достал деньги, быстро отсчитав их. Это лишнее, вернула женщина одну пятитысячную купюру. Это вам, придвинул он ее обратно, за хлопоты и понимание. Ах, право, не стоит, но спасибо, ловко спрятала та деньги в карман и, положив перед ним ключи, уверила, что номер большой, удобный, с видом на главную площадь, а не на трубы мусоросжигательного завода, а детская кроватка сделана из натуральной, экологически чистой древесины и рассчитана на девочек всех возрастов.

Деревянная кроватка и правда оказалась довольно вместительной, и она, измученная поездками, не раздеваясь забралась внутрь, с его помощью с трудом перекинув ноги через деревянную боковину, и, сунув палец в рот, тут же уснула. Осторожно, чтобы не разбудить, он стянул с нее ботинки, парик и куртку, с трудом перегнувшись через высокие кроватные бортики, вытащил из кармана мягкую игрушку, положил рядом с ней, и так как она лежала на одеяле, накрыл ее сверху своим. Он был отцом, а она — его маленькой девочкой, и им казалось, что так было всегда, она ни разу не вспомнила о своих родителях, а он не думал больше о своей никогда не виденной дочери, с пепельными волосами и голубыми глазами, которой, возможно, у него и не было, а может, это был сын, наверное, он уже не узнает правды.

По ночам ей, как всем пятилетним, стало страшно спать одной, потому что мерещилось, будто под кроватью кто-то затаился, а в окно скребет не дождь, а пальцы какой-то гигантской руки, той, что вот-вот ворвется в комнату, стоит ей только потерять бдительность и уснуть. Он испытал странные чувства, когда она первый раз пришла к нему в постель, голая, зареванная, дрожащая от страха, а затем, удостоверившись, что он рядом, затихла, уснув, и не смыкал глаз до утра, осторожно, едва касаясь, держал ее за плечо и переполнялся странными, удивительными ощущениями, что вот этот маленький, голый комочек весь в его власти и доверяет ему безмерно, и ему стало вдруг так страшно, за самого себя, хотя никогда бы не смог причинить ничего дурного ребенку, что он едва не разрыдался от умиления. Пятилетняя дочка это вообще-то не шутки, понял он очень быстро, за ней нужен глаз да глаз, на железнодорожной станции она едва не свалилась на рельсы, прямо под прибывающий поезд, в автобусе стащила шоколадку из сумки уснувшей пассажирки, залепила жвачкой дверную ручку машины, водитель которой согласился подбросить их до придорожного мотеля, и это не считая постоянных капризов, слез, выпрашиваний, купи это, купи то, возьми меня на ручки, поцелуй меня, папочка, и прочего, прочего, из-за чего ему даже пришлось купить в газетном ларьке популярную книжку о воспитании детей. В ней было написано, что в пять лет дети любопытны, шаловливы и уже немного понимают, что такое хорошо, а что такое плохо, правда, не всегда правильно, так что плохо иногда у них хорошо, а хорошо плохо, и еще именно в этом возрасте закрепляются черты личности и характер, а поведение строится по образцу родителей, так что он, изучив пособие вдоль и поперек, решил приступить к воспитанию своей девочки основательно, ведь как сформируется она в свои пять лет, так и проживет всю жизнь, а о том, что от этой жизни уже почти ничего не осталось, он старался не думать. Там же он прочел, что пятилетние девочки тянутся к отцу, ревнуя ко всем женщинам, включая собственных матерей, и ищут его защиты и любви, что его успокоило и смирило с ее приходами по ночам, когда она забиралась к нему под одеяло и, уперев острые коленки в живот, требовала какую-нибудь сказку, а так как у него в этом не было абсолютно никакого опыта, а что читала ему мать пятьдесят лет назад, он, конечно же, не помнил, то приходилось выдумывать самому, и иногда она быстро засыпала от скуки, а иногда, наоборот, хохотала как сумасшедшая, начиная задыхаться и сипеть. Главной героиней этих сказок всегда была она, пятилетняя девочка с рыжими волосами, у нее ведь теперь был рыжий парик, и когда она мучила его вопросами, откуда на земле взялись люди и зачем живут, он, переиначивая на свой лад мифы, рассказывал, будто господь замесил глину, добавив туда взбитых сливок и немного картошки фри, и слепил рыжеволосую девочку, а потом пятидесятипятилетнего мужчину с женской грудью, которая на самом деле ему только мерещилась, и когда отвернулся, подул ветер, вдохнувший жизнь в его глиняные поделки, и эти двое сбежали, вот теперь и шляются по разным сомнительным гостиницам. Бывало, увлекаясь выдуманными для нее приключениями, он забывал, с чего начал, и концы с концами не сходились, но ей все равно нравилось, и каждую историю, которую он о ней придумывал, она опускала в копилку своей жизни, словно на самом деле прожила, даже если во вчерашней сказке путешествовала на край света, чтобы отыскать сбежавшего щенка, а в сегодняшней проснулась, обнаружив, будто ноги у нее перепутались местами с руками, что дало большой простор для папиного воображения.

В гостинице проспали день, вечер и ночь, она спала крепко, ни разу не проснувшись, а он изредка вставал, прислушиваясь к ее слабому дыханию и укрывая ее, если одеяло оказывалось отброшенным. Несколько раз, испугавшись, не умерла ли, вскакивал, включая свет, но она, с пальцем, как с соской, во рту, всего лишь спала, вопреки его страхам, прогнозам врачей и здравому смыслу. А утром, когда даже за плотно закрытым окном уже слышны были заводские сирены, вдруг закричала от ужаса, уткнувшись лицом в деревянные прутья кроватного бортика, а он, подбежав к ней, долго не мог успокоить, девочка, милая, расскажи мне, что случилось, тебе больно или приснился кошмар, а она не слышала его, захлебываясь рыданиями, пока, наконец, не вцепилась в него обеими руками, повиснув на его шее. Этим утром ей приснился луг, тот самый, на котором она никогда не была, но ее мать ей его придумала для одной из ролей, большой, пахучий, усыпанный мелкими-мелкими, как бусины, цветами, кажущимися невзрачными, пока, сорвав, не приблизишь к лицу, вглядываясь в резные лепестки, с роем шмелей, на которых боишься наступить, и дорогой, разрезающей луг пополам, и во сне, скинув кеды, брела по траве, ощущая, как та колет ей икры, но вдруг, остановившись посреди луга, подумала: однажды ее не станет, а этот луг все так же будет лежать здесь, среди расступившихся деревьев, и будут цвести васильки, герани, бубенчики, дельфиниумы и кипреи, и над ними будут гудеть шмели, а она, где же будет она в тот миг, когда ее уже не будет, и с этой мыслью она проснулась от собственного крика. Достав блокнот, в котором на первой странице мелким почерком, под пунктами один и два, было записано, что она любит поглаживать себя по шее и разбрасывает вещи где ни попадя, он записал, что с сегодняшнего дня его малышка осознала себя смертной, пожалуй, впервые, ну и что, ведь, как известно, многие проживают жизнь, так ни разу толком не поняв это, нет, зная, конечно, что эта жизнь не навсегда, может, даже не веря в то, что после смерти что-то ждет, и все же знать и осознавать — это совсем не одно и то же, а вот она наконец-то осознала, и с этого самого дня все для нее будет уже несколько иначе, на первый взгляд так же, как раньше, а на самом деле вовсе не так.