Книга Дина. Чудесный дар - Лене Каабербол

Я не знала, поверили ли они мне. Возможно, что так и они вышли посоветоваться.

Дверь снова отворилась. Раздались шаги.

– Ты слушаешь меня?

То был голос Несущей Смерть, голос низкий и резкий. Ее запах обволакивал меня.

– Ты слушаешь меня, ведьмино отродье?

– Да… – прошептала я. Я не осмелилась промолчать.

– Твоя мать, ведьмино отродье, умрет завтра. Твоя мать умрет завтра, а монстр сможет расхаживать везде и всюду, говорить, есть, пить и дышать еще долго, а она превратится в окровавленный кусок мяса и груду костей. Этого ты хочешь? Ты рада этому? Ты столь равнодушна?

Кажется, в эту самую минуту я превратилась в ледышку. Точнее не скажешь! Это вовсе не значит, будто рука моя перестала кровоточить и стучать и причинять боль. Это лишь ровно ничего больше не значило. Казалось, что я переместилась куда-то в закоулки собственного мозга, далеко-предалеко от всего остального. Внутри же под моей собственной теплой кожей я превратилась в статую, в куклу изо льда – твердую, и прозрачную, и неподвижную.

Она ждала. Но у ледяной статуи не было желания говорить. Я не произнесла ни слова. Тогда она внезапно фыркнула, словно в ноздри ей ударил неприятный запах, и отскочила на шаг. Я слышала, как зашуршали ее шелковые юбки.

– Она в грязи! От нее воняет! Облейте ее водой и вышвырните вон! Не желаю, чтоб это дьяволово отродье оставалось в моем доме!

Они, должно быть, уже стояли наготове. Я не успела даже прикрыть голову. Холодная как лед вода обрушилась на меня со всех сторон – спереди, сзади, сверху! Три огромных, полных доверху ведра! Я была мокрая, как утопшая мышь. Меня снова куда-то поволокли, но на этот раз не так далеко. По невысокой лесенке наверх, а потом за дверь. Холодный ночной воздух ринулся мне навстречу. Меня столкнули куда-то вниз, и я упала на колени, но не на гладкий каменный пол, а на неровную, выпуклую брусчатку.

– Прощай, ведьмино отродье! – огрызнулся напоследок один из безликих голосов. – Мне жаль твою мамашку!

Короткий щелчок ножа, и руки мои свободны, вялы и мертвы, словно у тряпичной лоскутной куклы, ведь они так долго были связаны!.. Они опали – сначала вперед, а потом по бокам… Меня в последний раз с силой толкнули в спину, и я рухнула ничком на холодные, по ночному влажные камни мостовой.

Я еще долго лежала, ожидая следующего удара. Шаги удалялись, хотя я не была уверена в том, что ушли все. Но время шло, и по-прежнему стояла тишина. Моя укушенная драконом рука не хотела повиноваться, но мало-помалу ожила другая рука, и мне удалось подняться и сесть. Оцепеневшими пальцами схватилась я за полоску ткани, закрывавший мне глаза. Узлы мне так и не удалось распутать, повязка сидела так крепко, что мне никак было не стащить ее, но в конце концов я сдвинула ее на лоб и снова смогла видеть.

Я сидела посредине Арсенального двора. Месяц висел прямо над башней западного флигеля, и там не видно было ни души. Наверху, в тени ворот Драконьего двора, менее чем в тридцати шагах от меня, валялся прикованный дракон, свернувшийся, словно змея в корзинке. А во мне самой ледяная кукла холодно и ясно размышляла, взвешивая, не смогу ли я убить его сейчас, покуда он вял и медлителен в ночной стуже. Но копья у меня не было и сил наверняка тоже не хватило бы; а кроме того, там, на Драконьем дворе, было еще немало драконов. Они попросту пригонят нового.

Я встала. Ноги были как чужие – холодные и оцепенелые. Единственное, что не страдало от холода, – это укушенная драконом рука; она вся горела, а внутри что-то дергалось, словно там засело еще одно, особое сердце. Я двинулась через площадь. Возле колодца, не чуя ног, я остановилась и попила из конского корыта, потому как не в силах была поднять снизу ведро свежей воды. Вода была холодная и на вкус слегка отдавала камнем или мхом; но, хотя я промокла насквозь, мне жутко хотелось пить.

Я напилась так, что появилось ощущение, будто живот мой раздулся от холодной воды, и отправилась дальше, вниз, через Каретный проулок. И не потому, что у меня был какой-то план. В моей голове все совершенно стихло и остановилось. Я думать не думала о стражниках у ворот, что запросто могли остановить промокшего насквозь мальчишку, городское отребье… Мальчишку без дровяной корзины, который невесть зачем болтался в крепости. Но когда я подошла к воротам, маленькая калитка была отворена, а стражник, прислонившийся к стене, явно спал. Я вышла через калитку и продолжила путь по спящему городу.

Единственным знакомым мне там человеком была Вдова, и даже сквозь ледяную оболочку, сковавшую мою душу, ощущала я порывы тоски при мысли об очаге, где пылают дрова, и о выкрашенных в синий цвет полках на кухне в аптекарском доме. «Позади церкви Святой Аделы, ошибиться ты не можешь…» Шпиль башни церкви Святой Аделы высился над крышами домов и блестел, озаренный лунным светом, а я плелась к нему в мокрых сапожках, издававших при каждом моем шаге диковинно хлюпающие звуки.

Не разозлится ли она, что я заявлюсь так поздно? Нет, кто угодно, но только не Вдова! Она усадит меня на синюю кухонную скамью подле очага и поставит на огонь большой медный котел. Быть может, она заберет мою мокрую одежду и одолжит свою мягкую шерстяную шаль, коричневую и темную, как оленья шкура. И я окунусь в крепкий и приятный запах ромашки, черной бузины и коры ветлы, точь-в-точь такой, как у матушки в Доме под Липами…

Но тут полет моей фантазии прекратился сам собой. Ведь матушки не было в Доме под Липами, и, может, она никогда туда не вернется. Мысль об этом, словно ударом, пробила лед в моей душе.

Я споткнулась и упала на колени, воспрепятствовав падению на четвереньки обеими руками, так что в раненой руке вспыхнула жгучая боль. И вот тогда-то, сидя на коленях на брусчатке, прижав к груди горевшую огнем и стучавшую руку, я впервые услышала это… Сначала я подумала, что то отзвук моих собственных шагов, отзывавшихся эхом среди стен. Но это был совсем иной звук, более сухой и осторожный, нежели мои мокрые шаги – шлеп-шлеп, хлюп-хлюп.

Поднявшись на ноги, я слегка обернулась и стала всматриваться в глубину пустынной улицы. Но там ничего не было – только поблескивающая в лунном свете брусчатка, стены домов да тени. И ни одна из теней не шевелилась.

Неужто я лишь внушила все это самой себе? Какое-то время я стояла прислонившись к стене, обхватив укушенную драконом руку и прислушиваясь. Но я не раслышала ничего, кроме собственного дыхания и злобного лая собаки, который доносился с каких-то дальних-предальних улиц.

Я снова тронулась в путь, на этот раз прислушиваясь на ходу. И снова услыхала тот самый звук – низкий, осторожный, лукавый звук едва слышных, крадущихся шагов, которые останавливались, когда останавливалась я, и возникали вновь, когда я шла дальше.

Я свернула, направляясь вдоль церкви Святой Аделы, перешла наискосок маленькую площадь, где стояла палатка торговца сидром. Дом Вдовы уже был так близко, что, казалось, я могла вдыхать запах пряных растений в ее саду. Как хотелось мне там остаться! Как хотелось опуститься на скамью возле очага с дровами, предоставив Вдове все остальное.