Книга Пифагор - Игорь Суриков

Впрочем, сомневаться в том, что Пифагор все-таки бывал в Милете (расположенном недалеко от его родного Самоса), нет сколько-нибудь серьезных оснований. И весьма вероятно, что он посетил эту «культурную столицу» Ионии именно с образовательными целями. В сущности, во времена его молодости Милет был единственным местом, где уже зародилась философская традиция, и, чтобы приобщиться к ней, нужно было ехать туда и только туда.

Но только представлена эта традиция была уже не Фалесом, а его учеником Анаксимандром. Анаксимандр также упоминается в качестве учителя Пифагора (например: Порфирий. Жизнь Пифагора. 2), и вот к этой информации, кажется, можно отнестись уже со значительно большим доверием. Никаких хронологических препятствий в данном случае перед нами не возникает: Анаксимандр умер около 540 года до н. э. Таким образом, Пифагор, родившийся лет за тридцать до того, вполне мог в молодости поучиться у знаменитого милетянина.

Анаксимандр — очень крупная фигура в истории ранней греческой философии. Существуют даже определенные основания говорить о нем как о самом первом (в хронологическом смысле) философе. Ведь Фалес, его учитель, принадлежал скорее еще к «мудрецам», нежели к философам как таковым. Анаксимандр же явно был уже полноценным представителем рационального философствования. Не случайно, например, тот же Диоген Лаэртский в своем трактате по истории философии первую книгу посвящает «мудрецам» — Фалесу и прочим, — а вот когда он переходит от них к философам в строгом смысле слова, то начинает именно с Анаксимандра (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 1—2).

Помимо прочего, Фалес, судя по всему, ничего не писал. А вот Анаксимандр являлся автором трактата «О природе». И это — первый в мире философский труд, а также, похоже, первое в Греции прозаическое произведение — до того были только поэтические. К огромному сожалению, от трактата до наших дней дошел один-единственный фрагмент, который Мартин Хайдеггер называет «древнейшим изречением западного мышления»[87].

Вероятно, имеет смысл процитировать этот небольшой фрагмент целиком, дабы читатель по нему мог составить некоторое представление о самом, так сказать, стиле тогдашней философской мысли: «А из каких начал вещам рожденье, в те же самые и гибель совершается по роковой задолженности, ибо они выплачивают друг другу правозаконное возмещение неправды в назначенный срок времени» (Анаксимандр. фр. В 1 Diels — Kranz).

Наверное, все согласятся: перед нами — нечто весьма замысловатое, темное и непонятное, при этом поэтически-возвышенное, метафоричное… Первые шаги философии, первые попытки выразить человеческими словами такие понятия, для которых еще никогда не было обозначений. Путь первопроходца, который всегда труден. Далеко, очень далеко то время, когда усилиями поколений мыслителей будет создан детально разработанный, одновременно богатый и точный философский язык классической античности. Произойдет это уже не в Ионии, а в Афинах[88].

Мы уже знаем, что ранние эллинские философы (так называемые досократики) были натурфилософами, иными словами, занимались почти исключительно проблемами «природы» в самом широком смысле — мироздания, его происхождения, законов, по которым мир живет и действует… Но характерно, что само мироздание представлялось в чем-то аналогичным человеческому обществу с его этическими принципами. Из приведенного фрагмента Анаксимандра это прекрасно видно: «вещи» (то есть всё существующее) выплачивают друг другу возмещение, как бы несут наказание за допущенную ими несправедливость. Неодушевленные вещи изображены как живые и разумные личности. А ведь, между прочим, высказанная Анаксимандром мысль о «возмещении» — это «первая формулировка закона сохранения материи»[89], который, как обычно считается, был открыт лишь значительно позднее.

И Анаксимандра, и его учителя Фалеса, и его ученика Ана-ксимена, а также ряд других мыслителей этого времени обычно в исследовательских трудах объединяют в «ионийскую школу философии», исторически первую в Элладе. Противопоставляют же ей возникшую несколько позже «италийскую школу», в качестве основоположника которой фигурирует как раз Пифагор[90]. Разделение это встречаем уже в античных трактатах о философах, например:

«Философия же имела два начала: одно от Анаксимандра, а другое — от Пифагора; Анаксимандр учился у Фалеса, а наставником Пифагора был Ферекид (о Ферекиде будет рассказано чуть ниже. — И. С). Первая философия называется ионийской, потому что учитель Анаксимандра Фал ее был ионийцем, как уроженец Милета; вторая называется италийской, потому что Пифагор занимался ею главным образом в Италии» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. I. 13).

Как видно, италийская школа оказывается вторичной по отношению к ионийской — ведь все-таки тот же Пифагор начинал в Ионии, а в Италию перебрался только со временем. Более того, она возникла как бы «в пику» ионийской и представляет собой в ряде отношений контраст последней.

Дело в том, что натурфилософы-ионийцы мыслили наивно-материалистически. Они были уверены, что весь мир можно свести к некоему единому первоначалу, причем первоначало это является материальным. Расхождения заключались в основном в том, что именно им считать: воду, воздух, огонь и т. п. На этом фоне учение Анаксимандра выглядит более продвинутым и, соответственно, более сложным. «Он учил, что первоначалом и основой является беспредельное (апейрон), и не определял его ни как воздух, ни как воду, ни как что-либо иное» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 1).

Опять перед нами нечто загадочное, как и во фрагменте Анаксимандра, приведенном выше. Что такое воздух или вода — вполне понятно, но что такое «апейрон»? Часто считают, что это — неопределенная, бескачественная материя. Иными словами, перед нами — абстракция весьма высокого порядка. Но как-то странно она выглядит рядом с такими простыми и конкретными понятиями, как вода и воздух. Поэтому справедливым представляется ироническое замечание видного русского философа начала XX века князя С. Н. Трубецкого: «…как будто физик шестого века знал такие страшные слова и мог останавливаться на таких отвлеченностях, которые получили смысл для греческих метафизиков два столетия после него»[91]. И не случайно в последнее время высказывается мнение, согласно которому Анаксимандр вообще ничего не писал ни о каком «апейроне», что это — искажение его формулировок, допущенное позднейшими мыслителями[92].