Книга Горчаков. Время и служение - Виктор Лопатников

1 июля Горчаков отправил ответные депеши: Россия отказала трем державам в правомерности их сторонних внушений и энергично протестовала против вмешательства в собственные внутренние дела. Право рассмотрения польского вопроса признавалось только за участниками разделов Польши — Россией, Пруссией и Австрией, но — после усмирения мятежа.

Теперь все зависело от решимости сторон идти до конца. «Англия умереннее других, Австрия же, из трусости, может быть, хуже Франции», — заметил Александр II. Европа стояла перед выбором: воевать или не воевать с Россией из-за Польши. Ноты, отправленные тремя державами в августе 1863 года, возлагали на Россию ответственность за последствия, которые может за собой повлечь продолжение смуты.

Антирусская коалиция, во многом благодаря дипломатическим усилиям Горчакова, не сложилась. Неразрешимыми оказались противоречия между Англией и Францией — первая отстаивала «венскую систему» 1815 года, вторая желала покончить с ней. Австрия по-прежнему боялась войны. Для пересмотра «венской системы» император французов пригласил в Париж глав европейских государств. Русский царь согласился прибыть на конференцию при условии участия прочих держав, но англичане наотрез отказались от такого участия. Франция осталась в одиночестве. Россия избежала интервенции, а полякам оставалось лишь вспоминать слова Тадеуша Костюшко о том, что дружба с Францией чаще всего вредила Польше.

Весной 1863 года русское правительство сделало гуманный шаг к мирному окончанию конфликта. 31 марта, в день православной Пасхи, царь объявил о полной амнистии мятежников, которые сложат оружие и возвратятся к долгу повиновения в течение ближайшего месяца, до 1 мая. Но этот шаг царского правительства никакого впечатления на мятежников не произвел, напротив, наиболее радикальные из них провозгласили своей целью воссоздание независимой Польши в границах 1772 года.

Захватнические планы польских мятежников и европейское вмешательство встревожили русское общество. К защите единства любезного отечества призывали дворянство и городская дума Петербурга. Небывалый патриотический подъем охватил Москву. 17 апреля 1863 года государь, тронутый столь единодушной поддержкой общества, отменил в стране телесные наказания и принял депутатов от разных сословий и краев. Александр II как никогда прежде ощущал прочность своей державы: «Я еще не теряю надежды, что до общей войны не дойдет; но если она нам суждена, то я уверен, что с Божией помощью мы сумеем отстоять пределы Империи и нераздельно связанных с ней областей…»

Вооруженные выступления польских повстанцев, отказ польской оппозиции рассмотреть варианты политического компромисса вынудили Россию стать на путь военного решения проблемы. Конфликт развивался в условиях иностранного вмешательства, в котором преобладало влияние Англии и Франции. В него оказались вовлечены не только ведущие дипломатические ведомства европейских стран, но и влиятельные общественные силы, органы печати, известные публицисты. Накал политических страстей вокруг Польши достиг своего апогея в 1863 году; ситуация становилась настолько острой, что допускала развитие событий по крымскому сценарию. Франция, вдохновленная своими военными и политическими успехами в Италии, была движима желанием добиться отторжения от Российской империи католической Польши… Россия подверглась тотальному давлению, оказалась на грани международной изоляции… Преодоление польского кризиса средствами классической, а также публичной дипломатии принято считать вершиной политической карьеры Горчакова. Здесь он проявил удивившее мир дипломатическое искусство, противопоставить которому что-либо существенное его оппоненты не смогли.

Набиравшие техническую мощь средства массовой информации существенно активизировали интерес общественности к поиску путей разрешения международных проблем. Потребностью становилась не только своевременная информированность, но и стремление собственными суждениями конструктивно влиять на ход событий. Прямые, или, как их теперь называют, «горячие» линии связи, скоростные средства передвижения, способствующие частым контактам и встречам глав государств и правительств, казалось бы, оставляли все меньше места для дипломатических маневров, для общих фраз, длительного продумывания и согласования взглядов. Это предполагало особую ответственность за точность и взвешенность однажды высказанной позиции. Отводимые некогда только традиционной, классической, дипломатии функции тем не менее не утрачивались, но усложнялись, древнее искусство становилось еще более тонким, особенно когда речь шла о болезненных и сложных для разрешения вопросах.

Межгосударственные отношения во второй половине XIX века вступали в особую фазу. Горчаков столкнулся с необходимостью не только реформировать внешнюю политику России, но также и унаследованную им структуру внешнеполитического ведомства. Первоочередной его задачей стало вдохнуть в этот сложный управленческий организм свежие силы и новые идеи, привести его в соответствие с теми задачами, которые встали перед поверженной в Крымской войне Россией.

Причины трагического положения, в котором оказалась Россия, были очевидны и для нового самодержца, Александра II. Политическая обстановка вокруг России, положение дел внутри страны, само Министерство иностранных дел в том виде, в каком оно осталось от прежнего управителя, требовали решительных конструктивных преобразований. Поворотным моментом начального этапа царствования Александра II стало секретное совещание у императора, где наиболее близкие к дому Романовых люди, причастные к управлению Россией, нашли наконец в себе силы реально оценить ситуацию.

Любая война, даже победоносная, отвлекает государство от необходимости заняться собственным благоустройством, откладывает в долгий ящик решение назревших внутренних проблем. Крымская война открыла глаза не только высокопоставленным сановникам, но и тем радикальным славянофилам, кто из века в век тащил Россию в болото национальной самоизоляции. Среди них оказался и «лейб-публицист» императора Николая I, издатель «Москвитянина» М. П. Погодин. Проникшись «духом времени», он писал: «Нельзя жить в Европе и не участвовать в общем ее движении, не следить за ее изобретениями, открытиями физическими, химическими, механическими, финансовыми, административными, житейскими. Если Австрия и Пруссия могут в день примчать свои войска к границам Польши, то нельзя нам волочиться туда два месяца. Если их штуцера берут теперь на две тысячи шагов, то нельзя довольствоваться нам тульскими ружьями и надеяться на один штык, который не доходит теперь до своего места назначения. Если их конические пули уходят глубже в тело и производят рану смертельную, то нельзя нам стрелять прежним горохом. Если винт сообщает их кораблям способность двигаться как угодно, то нельзя остаться нам со старыми методами кораблестроения, — а механика, химия, физика, астрономия позовут к себе естественные науки; естественные науки приманят математику, высшая математика потребует философии и пр. Нельзя ограничивать число людей образованных известными цифрами, ибо пределы этих официальных цифр наполняются, по известному закону, посредственностями и пошлостями; а таланты-то все остаются вне оных…»[64]