Книга iPhuck 10 - Виктор Пелевин

Нет, при очень большом желании можно было бы выяснить, когда остались эти отметки, по их положению в цифровой патине. Во всяком случае, в теории. Но для этого надо точно знать, что искать. Иначе все будет в точности как с собачьим нюхом. Запах или есть, или нет – больше у ищейки вопросов не возникает. Кто, когда и как топтал тропинку, она смотреть не станет.

Дознавательные процедуры просеивают огромное количество причинно-следственных цепочек, и те, что получают внятное объяснение, отбрасываются сразу. Заподозрить здесь неладное могли бы только люди, но в том-то все и дело, что после нашего бурного романа ни один алгоритм не заинтересовался бы этими микрокуками настолько, чтобы поднять информацию до уровня людей. И Мара это знала.

Теперь следы ее айфака были надежно скрыты под моими отпечатками – как запах башмаков контрабандиста под толстым слоем табака. Табака того же сорта, который курит сам контрабандист.

Так вот ты, значит, какая.

Не по зову сердца или хотя бы плоти. А чтобы использовать меня втемную. Значит, твоя любовь была подлой выдумкой с начала до конца.

…Ты полюбить заставила себя, чтобы плеснуть мне в душу черным ядом…

Я, понятно, не шибко переживал по этому поводу – но художественная логика романа требовала, чтобы моя имперсонируемая личность была глубоко оскорблена.

И с этой секунды я затаил желание отомстить – страшно, безжалостно, как может только усталое и разуверившееся сердце, обманутое в своей запоздалой осенней нежности…

– Так о чем ты думаешь? – повторила Мара.

Прошло три с половиной секунды. Долго.

– Я думаю, как себя вести.

– Где?

– Там, куда мы едем. Кто будет говорить – я или ты?

– Говорить буду я, – сказала Мара, пряча телефон. – А ты лучше полазай по экспозиции и сделай копии. Я знаю, что нельзя – но потом мы все сотрем.

– Понял, – ответил я. – Полазукать и потереться.

– Только деликатно, – сказала Мара. – Место серьезное. Не испорти мне репутацию… Приехали.

high executive art

Музей «HEA» занимал маленький особнячок в одном из старых московских переулков. Место было тихое и престижное – но слишком маленькое даже для музея блошиных подков.

Никакого удивления при виде полуголой посетительницы в блестящей металлической маске в музее не проявили. Это, в конце концов, был храм современного искусства, где самое место разным фрикам. А вот хайэкзекьютивы, подумал я, могли бы снять себе местечко попросторней.

Все стало ясно, когда мы поднялись на второй этаж в сопровождении женщины-консультанта, наряженной в смокинг с бабочкой, черную кожаную юбку и ажурные чулки (хотелось назвать ее «кавалерственной дамой» – в смысле ждущей где-то лошади).

В небольшой комнате стояло четыре новеньких станции с парящей штангой (чтобы бегать по фальшивому пространству, пока тело подвешено над полом – такие в ходу у серьезных игроков в шутеры) и несколько стандартных транскарниальных сеток вроде тех, куда плюхались пациенты «Башни Роршаха».

Музей, конечно, был виртуальным.

Маска на голове Мары оказалась, кроме всего прочего, мультисистемными огмент-очками – и, прицепившись к парящей штанге, моя девочка подключилась к музею прямо в них, так что я по-прежнему видел все ее глазами.

Мы очутились в просторном круглом зале – таком большом, что я даже не различал вдали его стен. Это была пустыня с идеально ровной белесой поверхностью и таким же небом, поднятым на три метра. Недалеко от нас стояла массивная тумба с каким-то решетчатым цилиндром под полупрозрачным защитным колпаком. Больше ничего не было видно, но я знал, что вокруг может быть любое количество скрытых закладок.

Кавалерственная дама наконец нарисовалась в пространстве – с хлопком, похожим на звук шампанской пробки. При переходе в огментированную среду ее внешность совсем не изменилась (в дорогих местах в подобном находят особый шик – особенно это касается очаровательных официанток, которых состоятельным клиентам дозволяется виртуально хараскать, не выходя из ресторана).

– Не угодно ли начать осмотр?

– Только объясните сперва концепцию high executive art, – попросила Мара. – Что это вообще такое.

Консультант кивнула, словно ждала этого вопроса.

– Я обычно раскрываю это понятие по аналогии с новостями, – сказала она. – Вот смотрите. К примеру, крупному экзекьютиву надо точно узнать, что происходит в мире. У него есть, грубо говоря, два варианта действий. Первый такой – сначала полдня рыскать по СМИ, читая новости, потом полдня шнырять по сети, собирая информацию об этих СМИ, чтобы выяснить, какие сорта лапши они развешивают на уши и по чьей команде, а потом – уже ночью – свести эти два потока информации вместе, чтобы получить более-менее скорректрованную картину реальности.

– Нудная процедура, – сказала Мара.

– Да, – подтвердила консультант. – И очень затратная в смысле времени. Но есть второй вариант – поручить неблагодарную работу референту. Который лично отсеет всю шелуху, сделает поправки на все возможные виды человеческой мерзости и выудит из рассола те несколько осмысленных строчек, которые отражают очищенную от пропаганды суть событий. Поскольку референту платят не бенефициары СМИ, а наниматель, он не станет искажать информацию. Он, наоборот, будет ее тщательно выпрямлять.

– Выпрямлять информацию, – сказала Мара. – Красивый образ. Представляется такая кузница, искры…

– Функция нашей галереи весьма похожа. Что мы стараемся сделать? Во-первых, выловить из огромного моря современного искусства – условно современного, мы относим сюда и гипс тоже – несколько важнейших элементов и матриц, знакомство с которыми позволит ясно увидеть общую картину. Во-вторых, убрать спин, всегда окружающий выставленное на продажу…

– А вот это сложно, – сказала Мара. – Потому что современное искусство в основном из этого спина и состоит.

– Да, – согласилась консультант. – Я не вполне правильно выразилась. Не столько убрать спин, сколько показать, вокруг чего именно он создается. Наши экспозиции позволяют составить четкое и ясное представление о самой сути современных культурных феноменов. No bullshit, как говорят американские друзья. Наших клиентов гипс интересует прежде всего как инвестиционный инструмент. И наша задача номер один состоит в том, чтобы показать им этот вектор искусства сам в себе, отдельно от интерпретаций.

– Разве такое возможно? – улыбнулась Мара.

– За деньги возможно все, – улыбнулась в ответ консультант. – Мы не то чтобы совсем убираем спин. Мы, так сказать, подаем котлету отдельно и мух отдельно. А обычному потребителю котлета кажется шевелящимся мушиным комком.

– Интригует, – сказала Мара, – интересно посмотреть, как это выглядит на практике. И что именно вы отобрали для такой ответственной экспозиции.