Книга Кукольник - Лиам Пайпер

К сожалению, эта система имела свойство пожирать собственных детей. Когда деньги, вкачиваемые Западом в Китай, принялись воспроизводить сами себя, а китайцы, в свою очередь, начали возвращать семена глобализации обратно, покупая на Западе лакомые куски местной промышленности, цена производства в Китае стала неуклонно расти. Теперь уже невозможно было приобрести нужную тебе игрушку по подходящей цене. Китайцы уже не так отчаянно стремились подзаработать. Не осталось более жирка, который можно легко соскрести.

Из-за этого, заверила его Шубанги, их прибыль уже не так высока.

– Единственным нашим излишним накладным расходом остается производство оригинальной куклы Сары. Ненужные и к тому же огромные траты. Мы уже не один год производим Сару себе в убыток. Мы легко могли бы свернуть производство и сберечь нам немало денег, но вот твой дед, полагаю, будет от этого не в восторге.

С минуту подумав, Адам спросил:

– А нельзя ли как-нибудь уменьшить себестоимость кукол? Я хочу сказать… Где их сейчас делают? Нельзя ли перенести производство в другое место, туда, где дешевле?

– Ну… да… есть такие варианты… – Повернувшись во вращающемся кресле, она открыла на своем «Макинтоше» несколько файлов. – Как насчет Джакарты?

Тесс оторвал от больничной койки Аркадия неотступный страх. Она помчалась в офис, терзаемая опасением, что в ее отсутствие компании придет конец. Прошмыгнув в свой кабинет, Тесс не замечала мужа до тех пор, пока он неожиданно не плюхнулся в кресло напротив. Она вздрогнула. Ранее она искала в интернете информацию о сосудистой деменции. Одному только Богу известно, сколько времени Тесс потратила на то, чтобы, блуждая по веб-сайтам, прочесть подробные, лишенные эмоций отчеты о том, как будет разрушаться тело, а затем разум Аркадия. Из Википедии она отправилась к сухим наукообразным правительственным сайтам. Оттуда перешла на страницы серьезных групп поддержки, на онлайн-форумы, где потерялась в нескончаемой веренице людей, которые задавали вопросы о пугающих симптомах, получали ответы, сначала полезные, потом бессмысленные, затем подлые, после безумные… Пришлось задуматься над людской природой. Как интернет, эта вершина человеческих достижений и демократии, стал вместилищем одиночества и воплей безумия?

– У тебя ужасный вид, – сказал Адам. – Когда ты в последний раз высыпалась?

– Спасибо.

– Не за что. Я серьезно. Ты выглядишь немного… уставшей. Как долго ты спала сегодня?

– А что такое сон?

– Ладно. Туше[46].

По правде говоря, она по-настоящему не высыпалась с той первой ночи в больнице. Пока старик выздоравливал, Тесс проводила каждую свободную минутку у его постели. Врачи утверждали, что Аркадий идет на поправку на удивление быстро, но сама Тесс ничего подобного не замечала. Он спал большую часть суток, когда же бодрствовал, то казался угрюмым и хранил молчание. Хотя Аркадий явно больше не стоял на пороге смерти, уверенность в том, что после удара он уже не будет тем человеком, какого она знала, была невыносима. Мысль, что Аркадий потерян для нее, всегда вертелась у Тесс в голове, особенно долгими ночами, когда сон к ней не приходил. Таблетки делали мир вокруг нее мрачным и безрадостным, а мысли – медленными и зернистыми. При этом лекарства не унимали тревогу и не приносили забвения. В конце концов сон подползал к ней незамеченным. Когда в шесть утра звенел будильник, она, ничуть не отдохнувшая, выползала из кровати. Ей едва хватало сил на то, чтобы поднять сына и собрать его в школу. Когда выпадало свободное время, Тесс работала дистанционно, пыталась закончить то, что не успела сделать вчера. Каждый вечер она обнаруживала все больше оставшихся без ответа сообщений в ящике для входящих писем. Тысячи маленьких дел поджидали ее на столе, заброшенные и забытые. Никогда еще с тех пор, как Аркадий взял ее под свое крыло, Тесс не была так перегружена работой. До его болезни она даже не подозревала, как прежде полагалась на его советы, когда дела принимали скверный оборот. Все эти годы ей казалось, что она оказывает любезность пожилому человеку, потворствуя его желанию чувствовать себя во главе своего бизнеса, но, как оказалось, без его помощи работа обрушивалась на нее, подобно снежной лавине, накапливалась и замерзала, превращая окружающий пейзаж в суровую тундру.

После удара, случившегося с Аркадием, дело усложнилось из-за пыла, с которым муж бросился управлять компанией. Он развил бурную деятельность. В минувшие недели Адам корпел над каталогами игрушек от производителей на иностранных рынках и выбрал несколько дюжин новых товаров, которые будут продаваться под торговой маркой «Митти и Сара». Судя по всему, муж выбирал их наобум. Пеналы для карандашей, водяные пистолеты, плюшевые медведи… Чуть раньше Тесс заметила заказ на десять тысяч йо-йо. Она испытала легкий экзистенциальный кризис, понимая, что эти йо-йо вообще никто не станет брать. Люди больше не покупают подобного рода игрушки. У каждого из родителей в кармане лежит прибор, содержащий в себе миллион разнообразных развлечений. И что, их дети будут играть гребаным йо-йо? Тесс, впрочем, дала свое добро, слишком утомленная для того, чтобы спорить. Что ей сейчас нужно – немного отдыха.

– Мне кажется, тебе пора сделать перерыв в работе, взять отпуск, – произнес Адам и, перегнувшись через стол, прикоснулся к ее руке.

Тесс рассмеялась, но затем овладела собой.

– Серьезно? Ты хоть имеешь представление, как мы завалены делами?

– Конечно, но я тебя прикрою. У тебя сейчас есть более важное дело.

Тесс рада была осознать, что после долгих лет брака Адам все еще способен ее удивлять.

Их отношения были построены на сюрпризах, начиная со счастливой случайности, превратившейся в маленького Кейда. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она не могла отделаться от ощущения нереальности, связанного с их супружеством. Когда Тесс была еще маленькой, она, наблюдая за тем, как брак ее биологических родителей превращается в сущее бедствие, пришла к выводу, что замужество – это глупость. Затем, когда Тесс была уже подростком, она открыла для себя феминизм, не бледный, выхолощенный, скроенный в соответствии с духом социализма его вариант, исповедуемый ее родителями, а нечто менее мессианское и более удобоваримое: Грир, де Бовуар, Вулф[47] и Мадонна. Когда ей исполнилось двадцать, Тесс пришла к выводу, что брак – циничный контракт ради обмена наличными в целях продолжения рода. Ничто из этого ее не привлекало.