Книга Тополиный пух - Фридрих Незнанский

— Давайте поступим проще, — предложил он. — Вы где живете?

— На Арбате, в Сивцевом Вражке, а что?

— Есть превосходная идея. Вы выходите из дома, я вас забираю, и мы пешочком проходим буквально два шага до «Праги». А там смотрим, в каком зале устроиться — можно в Зимнем саду, можно где понравится. Как? Я когда-то очень любил этот ресторан, но уже, кажется, сто лет там не был.

— А нас пустят? Там же всегда народу-у!

— Обязательно пустят и право выбора предоставят, можете быть уверены.

— Прекрасно, уж наших-то там точно не будет!

— Почему?

— А он дорогой ресторан.

— Это уж опять их, а не ваша забота. Диктуйте адрес…

— Ты с кем там договариваешься, предатель рода человеческого?! — загремел из другой комнаты Грязнов.

— Ты будешь сейчас сильно смеяться, Славка! С девушкой.

— Понятно, что не с юношей. С ними по ресторанам шляются только знаешь кто?

— Знаю, — сказал, входя в комнату, Турецкий. — Я, брат, многое знаю, но молчу. Иначе в нашей профессии нельзя. Но ты не волнуйся, нравственность моя ничуть не пострадает. Я хочу ее раскрутить по горячим следам.

— Кого «ее»?

— Секретаршу.

— Батюшки мои, секретаршу таскать в «Прагу»!

— Она хорошенькая. Когда не сердится.

— Деньги-то есть? Или спонсировать?

— Слава, когда настанет время, я тебе скажу. А пока на «самостоятельность» хватит. Там, кстати, где-то рядом квартира этого Липского.

— Так ты что, хочешь заодно влезть в эту квартиру? С ее помощью?

— А что, неплохая идея… если бы она согласилась поиграть со мной в шпионов.

— Так поиграйте, кто вам мешает?

— Я учту ваш совет, господин генерал. Машинка пусть поторчит у тебя ночью, ладно? А утром ты можешь на ней ехать в присутствие и там оставить, а я позже заберу.

— Ты что?! — почти возмутился Грязнов. — Ты не собираешься ночевать у себя дома?! Или… Нет, на это ты никогда не пойдешь!

— Ты о чем?

— А, так ты собрался раскручивать ее на бульваре Гоголя, где опадают клены? Ну, мастер!

— Девушка будет тоже крепко спать в своей девичьей же кроватке и видеть радужные сны. А я буду у себя и завтра явлюсь на каторгу чисто выбритым. Укором твоей совести. Как не стыдно думать такое о товарище?

— Гусь теперь тебе товарищ! — злорадно захохотал Грязнов.

…Турецкий не узнал ее. Он подъехал на такси по бульвару до угла Сивцева Вражка, прошел несколько десятков метров в глубь квартала и увидел у искомого подъезда нечто волшебное. В прямом смысле. Навстречу ему двинулось некое изумительное создание с пышной прической «а-ля Пугачева», с крепкими, стройными ногами на высоких каблуках. Переливающееся и туго обтягивающее ее тело платье было так коротко, что казалось, будто девушка просто забыла про верхнюю одежду. И в то же время все это ей поразительно шло — вот такой, черт возьми, парадокс.

— Я вижу, вы потрясены, мой кавалер? — заметила она, беря его под руку и обдавая волной неожиданно пряных духов.

— Вы нашли нужное слово — потрясение, — кивнул Турецкий. — Я теперь очень опасаюсь, что вас-то пропустят, но меня просто вышвырнут вон, как приблудного щенка, недостойного и близко стоять рядом с такой красавицей. А скажите, Золушка, как вам удается настолько преображаться?

— Мне не очень удобно… — начала она, не отвечая на его вопрос, — но хотелось бы перейти на «ты», если вы не против, Саша?

— Как там говорят ваши любимые французы? Погодите, сейчас вспомню… Meme en ton absence — touyours avec toi!

— Неплохо, — усмехнулась она, — и произношение не очень подкачало. И смысл мне нравится: «И без тебя — с тобой!» Впечатляет. Долго фразу разучивал?

— He-а, вычитал где-то случайно и записал на клочке бумажки, чтобы блеснуть при случае. Я вообще к языкам был способный, если б только слушался родителей и хорошо учился. Черта бы лысого я тогда пошел в прокуратуру!

— Как приятно, когда человек говорит правду…

— Что, соскучилась по ней? — слегка уязвил Турецкий.

— Фи! Можно подумать, что в вашей конторе все такие уж хрустальные чистоплюи! Чего ж ты тогда занимаешься этим типом? Мне, между прочим, материал тоже не понравился, мы уже обсуждали с девочками, но тип-то мерзкий!

— Ты про кого, про Липского? — забросил он «невинный» крючок.

— Да нет, про его героя, про судью. Хотя тебе я могу открыться, Левка — так мы его между собой зовем — тоже неприятный тип. Понимаешь, не то чтобы слюнявый… или там плохо вымытый, нет. Но есть в нем что-то такое… Эти его черные маечки в обтяжку, чтоб при случае, так вот, мускулом пошевелить, белые брючки — тоже в обтяжку, фи! Гомистое такое…

— А зачем ему нужно было псевдонимом прикрываться?

— А это ему, по-моему, Эдя посоветовал. Статья-то такая… — Оксана потрясла слегка растопыренными пальцами, будто стряхивая с них гадость. — Все были уверены, что наверняка начнутся тяжбы, но пока то, другое, сам предмет спора перестанет кого-либо интересовать.

— Чего ж от авторства-то отказываться? Непонятно. И от гонорара тоже?

— Ну да! Левка за копейку из человека душу вынет! Ему просто не по гонорарной ведомости платили, а отдельно. В конверте.

— Спонсоры, поди?

А то кто же? Вот они с ходу и примчались, от нас же два шага до их офиса.

— Ну, ты молодец, Оксанка! — с неподдельным восхищением подначил Турецкий. — У тебя, я все больше убеждаюсь, очень точное видение! Расскажи мне еще про Липского.

Александр Борисович лишний раз убеждался в своей правоте: вот кого надо расспрашивать, вот с какими кадрами работать!

— А он последнее время много о проститутках пишет, ну, ты видел, я приносила несколько его материалов. У меня ощущение, что они ему очень близки по существу — по-человечески, по духу, даже по профессии. Он где-то сам такой же, как они. И все время как будто в душу к тебе лезет, ты его гонишь, а он лезет. Словно старается доказать, что он не шлюха, а мужчина… Нет, не могу сформулировать…

— Напрасно, у тебя это очень здорово получилось. Выпуклый портрет, просто молодчина! Мы сегодня обязательно выпьем за это. Тебе родители немного позволяют? Ругать не будут?

— Так, минуточку! Я вполне самостоятельная единица, это понятно?

— Все-все, диспут закончен убедительной победой Оксаны в первом же раунде. По очкам.

Они медленно шли по Арбатской площади, встречные мужчины обязательно оборачивались, глядя им в спины. Турецкий беспричинно улыбался.

Он ненавязчиво навел Оксану на тему Липского, и она теперь охотно делилась с ним своими впечатлениями и о самом писателе, и о его творчестве. Она училась на вечернем отделении факультета журналистики, училась, видимо, старательно, и опыт общения с людьми у нее, заметно, имелся.