Книга Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

– Т-сс, там врач. У тети давление очень высокое, боюсь, придется в больницу класть.

Глядя на встревоженное лицо подруги, Света не решилась сказать, что натворила тетя Поля. А ей необходимо было излить душу, располовинить еще одну ношу, навалившуюся на измученные плечи. С мамой поговорить? Бессмысленно. Только разволнуется, еще и у нее давление подскочит… Сонька с институтом в колхозе. Слава богу, теперь студентов не даром гоняют, а за деньги, пусть и небольшие. Миша? Он вот-вот придет с работы… Ну, конечно же, Миша! Он придумает что-нибудь, ведь он мужчина. Не может быть, чтобы он не придумал.

Встав у окна, Света смотрела во двор, пока из подворотни не показалась высокая, слегка сутулая фигура. Накинув кофточку, она выбежала из квартиры.

– Света? – удивился Михаил, увидев ее на лестничной площадке. – Уже на работу?

– Нет. Нам надо поговорить.

– Светочка. – Он старательно отводил взгляд. – Не надо нам с тобой…

– Я не об этом. Отойдем в сторону.

Она потянула его за руку к площадке между этажами и затащила в угол за выступом стены.

– Миша, у нас беда. Тетя Поля задолжала огромные деньги…

И она, сбиваясь на проклятия в адрес тетушки и гнусного адвоката, рассказала все. Он слушал печально, глядя мимо.

– Миша, что делать-то?

– Я не знаю, – покачал он головой.

– Как – не знаешь? Придумай что-нибудь!

– Я ничем не могу помочь, Светочка. Я банкрот.

– Да понятно, что у тебя денег нет. Придумай, как их найти!

– Света, я банкрот не только в смысле денег. Я кругом банкрот. У меня нет приличного заработка, нет связей, нет перспектив… Я вообще не понимаю ничего в этой новой жизни. Я не вписываюсь в нее! Не приспособился и не знаю, сумею ли… Вот ты сказала – двадцать тысяч долларов – квартира стоит тридцать три. А я до сих пор не представляю, что квартира может стоить таких денег. Вообще не понимаю, как она может что-то стоить, если нам ее предоставило государство… Я восемь месяцев как вернулся, а многих слов не знаю. Они появились без меня. И вся эта жизнь с ее погоней за деньгами, бесчестностью, беспринципностью, равнодушием, насилием – она мне непонятна и чужда! Я как инопланетянин в этой стране. Со мной люди на работе разговаривают, а мне хочется крикнуть: очнитесь, что вы делаете, как вы живете?

Она раздраженно пожала плечами.

– Миша, конечно, тебе тяжело, но я не о том…

– Света, я не понимаю этой новой жизни и поэтому не могу помочь тебе. Я мысленно еще в той стране, где воров презирали, а не завидовали им, где не было нищих и беспризорников, где каждому было гарантировано право на жилье, на работу и бесплатное образование… Ты можешь сказать, что не все жили одинаково, что я вырос в тепличных условиях партийных распределителей… Но, Светочка, разве когда-нибудь – в той, ушедшей жизни – ты чувствовала себя такой незащищенной?

– Нет, конечно… – тихо промолвила она, опуская голову.

Она вспомнила свою беззаботную юность: танцы, театры, турпоходы. По сравнению с ней последние шесть лет кажутся настоящей каторгой.

– Нет, – повторила она, тяжело вздохнув.

– Когда я смотрю вокруг и вижу эти наглые рожи в кожаных куртках или малиновых пиджаках, когда вижу, во что превратился наш город и люди, живущие в нем, мне хочется бежать!

– Бежать… – эхом повторила Света и вдруг встрепенулась.

Бежать! Ей самой не раз хотелось бросить все и бежать куда глаза глядят, чтобы ее не нашли и оставили наконец в покое.

– Давай убежим вместе, Мишенька, – торопливо заговорила она. – Я тоже не могу так жить, я до смерти устала заботиться обо всем, думать постоянно за всех, работать на них. Давай уедем вдвоем, а они уж тут пусть как знают. Как-нибудь выкрутятся… Давай уедем в какой-нибудь далекий город и там начнем все заново. Я буду работать, да я горы ради тебя сверну, Мишенька! Мы встанем на ноги, со временем разбогатеем… Ведь ты любишь меня, Миша…

Он поморщился, как от боли, хотел прервать ее, но она не дала:

– Пусть ты и Маню любишь, как друга… Но меня-то ты любишь сильнее… Я же чувствую… Когда ты глядишь на меня, у меня все внутри переворачивается, так я хочу быть с тобой!

– Света, неужели ты думаешь, что я могу бросить Маню с моим ребенком на произвол судьбы? Даже если бы не любил ее… Да и ты, разве ты можешь бросить свою мать, сестру и…

– Я всех брошу ради тебя! – перебила она.

Он сделал шаг, пристально глядя ей в глаза, она ждала, что он обнимет и скажет: «Я все сделаю так, как ты хочешь». Но он лишь коснулся ее плеча и похлопал легонько.

– Ты так говоришь, потому что слишком устала. Ты столько лет тащила все на себе…

– Уедем, нас ничто здесь не держит, – упрямо повторила Света, заглядывая ему в лицо.

– Ничто, – тихо отозвался он, – кроме совести и чувства долга.

Она смотрела на его тронутые сединой светлые волосы, на глубокую складку меж бровей, на твердо сжатый рот и серые глаза, в которых ничего, абсолютно ничего не отражалось, и в эту минуту поняла, что никогда он с ней не уедет. В разочаровании она уткнулась лицом ему в плечо и горько заплакала. Михаил впервые в жизни видел, как Света плачет. Он вообще не думал, что она, такая сильная и волевая, способна плакать. Он погладил ее по голове и обнял, шепча:

– Светочка, не плачь… Ты самая мужественная девочка на свете и не должна плакать! Не надо, успокойся…

От его прикосновения Света встрепенулась, и он сразу это почувствовал. Она подняла на него сияющие глаза… И будто раздвинулись и исчезли грязные стены темной парадной, и они вновь оказались в весеннем лесу, по которому он нес ее на руках, и Светины губы были так же близко как тогда…

И, нагнувшись, он поцеловал ее. Он целовал ее жадно, неутомимо, крепко прижимая к себе, сердца их гулко стучали в унисон. Она трепетала и слабела в его руках, а когда он оторвался, колени у Светы подгибались, ей даже пришлось опереться рукой о стену.

– Ты любишь меня! – воскликнула она тоном победительницы. – Ну, скажи это, скажи!

Все еще держа за плечи, он глядел ей в глаза и молчал. Света вновь потянулась к нему, но Миша отстранился. Казалось, он борется с самим собой.

– Нет!.. – почти простонал он. – Перестань, иначе я не выдержу и прямо здесь, сейчас…

Губы ее изогнулись в порочной улыбке. Вот и хорошо, пусть здесь, лишь бы он целовал ее. Она хотела, чтобы он целовал…

Внезапно Михаил оттолкнул ее так, что она ударилась спиной о стену, а сам отвернулся и проговорил твердо:

– Нет! Хватит! Не будет этого! Слышишь?.. Нет!!!

Оглушенная его словами, она замерла. Через несколько секунд он обернулся и взглянул в упор.

– Я сам виноват… Но больше такое не повторится. Я уеду вместе с Маней с Пашкой.