Книга Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря - Лилия Дубовая

Но, как говорится, раз тебе судьбой предназначено побывать в Японии, то никуда ты от этой судьбы не уйдешь. Короче, оформляю я срочно командировку, готовлюсь к предстоящей поездке, и тут – неожиданный звонок на мобильный:

– Лилия-сан?

– Да.

– Здравствуйте. Вас беспокоят из посольства Японии. Мы хотели бы пригласить вас на дружеский ужин. Скажите, завтра в семь в японском ресторане гостиницы «Россия» вам будет удобно?

Я (несколько оторопело):

– Да, конечно.

– Тогда мы вас будем там ждать. До встречи.

Я быстренько позвонила кому-то из коллег, выяснить, что бы это значило. Выяснилось, что не я одна получила такое приглашение, а все, кто должен был сопровождать Немцова, и главное – не все вместе, а по отдельности.

Оказалось, что это такой тонкий восточный подход. Как бы взятка такая: раз мы тебя пригласили, накормили, напоили, побеседовали с тобой, уважили, то и ты, человек понимающий, порядочный и благодарный, теперь уж точно про нас ничего дурного не напишешь.

Кстати, в те годы ресторанов японских в Москве практически не было. Были они дорогие и весьма экзотические. Про суши и палочки я только из книг знала, а уж чтобы японский повар при тебе мастер-класс давал и на раскаленной плите мраморное мясо жарил и гарнир из овощей, так даже и представить себе такого не могла. Так что, первая встреча с вечно улыбающимися японцами оставила о себе самое приятное впечатление.

Порадовало, что делегация на этот раз была довольно скромная, не то, что в Латинскую Америку. Правительственный самолет летел полупустым, поэтому можно было даже немного вздремнуть, прекрасно расположившись на трех креслах. Правда, пришлось и поработать. Немцов почему-то решил дать предварительное интервью по визиту еще до прилета в Японию. Нас – двух-трех человек – пригласили в нему в vip-зону, где я, да, думаю, что и мои коллеги в первый и в последний раз в жизни брали интервью уютно расположившись на кровати, куда нам предложил сесть поближе к себе наш вице-премьер. При этом он сильно веселился и тихонько поглядывал, как мы на это отреагируем. Все сделали вид, что ничего особенного не происходит. Хотя, конечно, ситуация меня позабавила и, как видите, запомнилась.

И вот – мы в Токио. Город оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Мечталось о цветущей сакуре, экзотических храмах, фарфоровых японках в кимоно и японских минималистских садах камней. А попали мы в огромный многомиллионный человеческий муравейник, до отказа переполненный людьми, автомобилями, небоскребами из стекла и бетона и идеальными шоссе, нависающими друг над другом в несколько рядов. Не обошлось без сюрпризов и в гостинице. Поразила своими монументальными масштабами твердокаменная кровать, на которой вповалку можно было разместить тридцать три самурая, а не одну российскую журналистку, два подозрительных и, как оказалось, с непривычки страшно неудобных валика под шею вместо подушек, которые я в итоге в некое подобие подушки все-таки превратила, приложив их один к другому и обернув огромным банным махровым полотенцем, а еще – полное отсутствие штор на окнах. Их, как выяснилось позже, в качестве экзотики заменяли традиционные такие жалюзи из рисовой бумаги, которые я с горем пополам сумела обнаружить и опустить.

Но, увы, жалюзи меня не спасли, впрочем, как и самого Немцова и всю нашу делегацию. От чего? От громких бравурных маршей времен второй мировой, а может даже, русско-японской войны, которые двадцать четыре часа в сутки все три дня пребывания в Токио сопровождали нас ни на минуту не прекращаясь и доводя до состояния нервного срыва. Зато теперь я точно знаю, что не люблю, слышите, я совсем не люблю японские марши, и точно мне не нравятся самураи, которые в свое время под них маршировали или даже делали харакири. Почему марши? Нет, не подумайте, что так, демонстрируя свое уважение высокому гостю из новой России, встречала нас японская сторона. Увы, нет. Эти марши доносились из громкоговорителей, расположенных на микроавтобусе, который постоянно мотался за нами, как собачка на коротком поводке. А микроавтобус принадлежал какой-то японской националистической партии, которая воспользовалась приездом российского вице-премьера, чтобы во-первых, напомнить о себе избирателям и получить их голоса на предстоящих выборах, а во вторых, еще раз в лицо сказать этим русским, чтобы они немедленно отдали Японии эти вожделенные Южные Курилы. Но, если бы это были только марши, то это еще можно было бы как-то вынести. Нет, марши звучали только в виде заставки. А между маршами кто-то невидимый, но очень-очень громкий диким голосом орал что-то для нас совсем непонятное и, по ощущениям, весьма зловещее. А громкоговорители, сделанные отменно по последнему слову японской техники, многократно усилив это гневное рычание, разносили его по всей округе.

На наши вопросы, что все это значит, сопровождавшие нас японцы с милейшей улыбкой объяснили:

– Это наши националисты. Они требуют срочно решить проблему Южных Курил и вернуть Японии спорные острова. Это их позиция. Они имеют право ее озвучить. Ведь у нас, как и у вас – демократия. И остановить их не представляется возможным. Простите за причиненные неудобства, но придется их терпеть. А официально, конечно, мы за продолжение переговоров.

Вообще, визит проходил тихо и чинно. Никаких сенсаций не предвиделось, поэтому я просто в рабочем режиме периодически спокойно надиктовывала в ТАСС текущую информацию, благо в Токио имелось постоянное отделение агентства и ребята мне активно помогали, одновременно в свободное время насколько могли показывали мне город. Но пара сценок, характеризующих особенности японского национального характера, мне запомнилась.

Мы сопровождали Немцова на какую-то очередную официальную встречу (кажется, это был министр топлива и энергетики), которая должна была состояться в высоченном современном здании. Мы подошли к пропускному пункту, но оказалось (бывает же такое), что там – что-то то ли заело, то ли не сработало, и вертушка, через которую нужно было пройти, не крутилась. Японцы начали что-то выяснять, громко лопотать на своем японском, бурно жестикулируя и размахивая руками. Мы все притормозили в ожидании, а Немцов, быстро сообразив, что случилось, аккуратненько так (вот что значит – стройность) бочком-бочком протиснулся между застывшей вертушкой и кабинкой охранника. За ним мгновенно просочилась вся российская делегация. А сопровождавшие нас японцы, увидев это, мгновенно замолчали и с нескрываемым ужасом стали наблюдать за тем, что происходит. Видно было, что в их душах идет страшная борьба: сделать так, как до этого сделали русские, или все-таки остаться стоять и дождаться, пока вертушку починят. По тому, что было написано на их всегда каменных лицах с намертво приклеенными улыбками, я поняла, что решение дается им очень нелегко и вопрос этот лежит где-то в плоскости «быть или не быть». Уж не знаю, как бы все это закончилось, но есть в жизни и маленькое японское счастье – вертушка заработала, и оставшаяся часть сопровождающих ручейком потекла в холл, после чего втянулась в огромный лифт, который, слава богу, работал, а посему благополучно доставил всех желающих к месту вожделенной встречи обеих официальных сторон.