Книга Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий - Харуки Мураками

– А что? Очень может быть! – оживился Красный. И, довольно усмехнувшись, щелкнул пальцами. – Отличная подача. Дружище Цкуру захватывает инициативу!

– И как же ты продвигаешь свою программу? Выходишь к людям, выступаешь перед аудиторией?

– Ну, поначалу сам выступал, конечно. Когда, кроме меня, ее и объяснить-то никто не мог… Что, Цкуру? Не представляешь меня в такой роли?

– Уволь, – сказал Цкуру.

Красный рассмеялся.

– А кстати, почему? У меня отлично получалось! Не хочу себя хвалить, но руку набил неплохо. Понятно, что все это – шоу, но звучало убедительно. Теперь, правда, больше не выступаю. Все-таки по натуре я не гуру, а менеджер. Куча других дел и кроме этого. Основные курсы теперь ведут специально обученные инструкторы. А сам я все больше лекции читаю в разных фирмах. Со студентами в вузах провожу семинары по корпоративной адаптации. И еще издательство книгу мне заказало…

Выдержав паузу, Красный вдавил окурок в пепельницу.

– Главное в таком бизнесе – чтобы ноу-хау заработало в полную силу. А дальше уже ничего сложного. Буклеты пороскошней, реклама повъедливей да офис попрестижней. Изысканная мебель, миловидный талантливый персонал. Без имиджа – никуда! На это денег жалеть нельзя. Это основа репутации. Создал себе хорошую репутацию – дальше она все делает за тебя… Впрочем, дальше я пока решил не расширяться. Ограничусь масштабами Нагои с пригородами. Если бизнес выйдет из-под моего личного контроля, его качество упадет…

Красный как-то искательно посмотрел на Цкуру.

– Что, не заинтересовало тебя мое дело?

– Ну, я просто удивляюсь немного. Скажи мне кто в восемнадцать лет, что ты займешься таким бизнесом, я б ни за что не поверил.

– Думаешь, я сам бы поверил? – Красный хохотнул. – Я ведь еще в школе думал, что останусь в универе преподавать. А в студенчестве понял, что моя специальность – скучища и тягомотина. Бремя, которое совершенно не хочется влачить всю оставшуюся жизнь. А потом поступил в фирму и быстро осознал, что служба в офисе – тоже не для меня. Что я в очередной раз наступаю на те же грабли. Но с другой стороны, а как без проб и ошибок найти свое место под солнцем? Вот ты, скажем, как? Доволен своей работой?

– Ну, не то чтоб доволен… Но и не ропщу, – ответил Цкуру.

– И все потому, что работа – со станциями?

– Ну да. Говоря твоим языком – отталкиваюсь от позитива.

– И что, ни разу в своей работе не усомнился?

– Я каждый день делаю вещи, которые можно увидеть глазами. На сомнения времени не остается.

Красный улыбнулся.

– Ну, здорово, что говорить… Очень на тебя похоже.

В наступившей паузе Красный неторопливо вертел в пальцах зажигалку, но не прикуривал. Видимо, ограничивал число выкуренных за день сигарет.

– Ты пришел поговорить о чем-то конкретно, нет? – спросил Красный.

– О прошлом, – ответил Цкуру.

– Ну что ж, давай о прошлом.

– Конкретно – о Белой.

Глаза Красного за стеклами очков прищурились. Он погладил бороду.

– Я сразу подумал, что ты хочешь поговорить об этом. Как только получил твою визитку от секретарши.

Цкуру молчал.

– Белую очень жаль, – тихо продолжал Красный. – Слишком плохо умела радоваться жизни. Такая красавица, такой музыкальный талант – и такая ужасная смерть…

От того, что всю жизнь Белой изложили тремя короткими фразами, в душе Цкуру шевельнулось нечто вроде протеста. Впрочем, здесь, скорее всего, виновато время. Если Цкуру узнал о смерти Белой совсем недавно, то Красный жил с этим кошмаром в душе уже целых шесть лет.

– Возможно, теперь это уже не имеет смысла, – сказал Цкуру, – но я хотел бы развеять одно заблуждение. Не знаю, что рассказывала вам Белая, но я ее не насиловал. Никакого физического контакта между нами не было.

– Я полагаю, факты – нечто вроде города, который заносит песком, – отозвался на это Красный. – Бывает, песок со временем полностью хоронит под собою город; но бывает и так, что со временем ветер сдувает песок, и город является нам в своем первозданном виде. Твой случай – как раз второй. Развеется заблуждение или нет, ты не способен на такие поступки. И я это отлично понимаю.

– Отлично понимаешь? – эхом повторил Цкуру.

– Сегодня – да.

– И все потому, что ветер сдул весь песок?

Красный кивнул.

– Именно потому.

– Можно подумать, мы копаемся в истории древнего мира.

– В каком-то смысле мы действительно раскапываем историю древнего мира…

Несколько долгих секунд Цкуру смотрел своему другу юности прямо в глаза. Но ничего похожего на эмоцию там не увидел.

«Как бы мы ни хоронили воспоминания – историю не сотрешь…» – вспомнил Цкуру слова Сары. И повторил вслух.

Красный закивал.

– Точно! Мы можем прятаться от воспоминаний, но хода вещей нам изменить не дано. Именно это я и хотел сказать.

– И тем не менее вы тогда отвернулись от меня, – сказал Цкуру. – Все разом. Резко и жестоко.

– Да, верно. И это – исторический факт. Не хочу оправдываться, но ничего другого нам просто не оставалось. То, что рассказала нам Белая, звучало очень связно и правдоподобно. Она не хитрила, не притворялась. Над ней действительно надругались. Ее всю крутило от настоящей боли, из нее текла кровь. Для сомнений места не оставалось. Вот мы и порвали с тобой. И лишь потом перестали понимать, что же, собственно, происходит.

– В каком смысле?

Сцепив пальцы рук на колене, Красный задумался секунд на пять.

– Началось все с мелочей. Одна маленькая странность, потом другая… Сперва мы не придавали им значения. Мол, да ладно, с кем не бывает. Усмехнешься да забудешь. Но постепенно этих странных мелочей накопилось столько, что игнорировать их стало невозможно. И лишь тогда мы наконец сообразили, как все плохо…

Цкуру молча ждал продолжения.

– Судя по всему, Белая страдала душевной болезнью. – Красный взял со стола золотую зажигалку и продолжал говорить, вертя ее в пальцах и осторожно подбирая слова. – Кратковременной или хронической, я уж не знаю. Но по крайней мере тогда держалась, мягко говоря, странновато… У нее был музыкальный дар. Играла она очень талантливо. На наш взгляд – виртуозно. Но, увы, не так здорово, как хотелось ей самой. Не так, чтобы взорвать этим мир. Как бы ни оттачивала она игру, той цели, которую сама себе поставила, достичь не могла. Ты ведь знаешь, она всегда была упорной. Но в консерватории давление на ее психику росло с каждым месяцем. И она вела себя все страннее.

Цкуру кивнул. Но не сказал ни слова.

– С кем не бывает, – вздохнул Красный. – Особенно часто – с людьми искусства, как ни жаль. Ведь талант – нечто вроде сосуда. Сколько ни вливай, его объем не изменится. А то, что не влезло, польется через край.