Книга Песня для зебры - Джон Ле Карре

Тогда я еще не знал, что оказался свидетелем завершающих мгновений экскурсии, которую Филип устроил для своих подопечных и во время которой в наилучшем свете продемонстрировал им все удобства, ожидавшие их здесь, — в том числе, разумеется, напичканные подслушивающими устройствами помещения, где они могли расслабиться в перерывах между заседаниями, и парк вокруг дома, позволяющий спокойно уединиться для искреннего обмена мнениями с глазу на глаз.

Все три делегата послушно смотрели туда, куда указывал Филип: сначала в сторону моря, затем в сторону кладбища. Когда Хадж вместе с остальными повернулся, полы его пиджака от Зеньи разошлись, показалась шелковая подкладка горчичного цвета и, на мгновение отразив солнечный луч, блеснула сталь. Что это? — подивился я. Лезвие ножа? Мобильный телефон? В последнем случае следовало бы незамедлительно сообщить об этом Макси. Но может, прежде мне удастся выпросить его на минутку, чтобы украдкой позвонить Ханне? Кто-то из группы — надо думать, сам Филип — по-видимому, отпустил какую-то шутку, наверное, непристойную, потому что все четверо вдруг громко заржали, и смех, прокатившись по склону кургана, ворвался в дом через французские окна покерной — из-за жары они были распахнуты настежь. Однако на меня сцена не произвела особого впечатления: я знал с детства, что конголезцы из вежливости и показного уважения готовы рассмеяться в любой момент, однако смех их не всегда свидетельствует о том, что им весело, особенно если это конголезцы из отрядов маи-маи или аналогичных формирований.

Отсмеявшись, мужчины двинулись к верхней площадке каменной лестницы, а там после долгих увещеваний Филипа хромой исполин Франко обвил свою ручищу вокруг шеи хрупкого Дьедонне, и тот, какими бы заклятыми врагами они ни были, принял на себя роль костыля, причем с такой дружелюбной непосредственностью, что мое сердце мгновенно преисполнилось оптимизма: видно, наше мероприятие завершится успешно. Так они и спускались по лестнице, медленно и с трудом. Филип легко сбежал вниз, обогнав эту парочку, тогда как Хадж неторопливо двигался позади. До сих пор помню чистую холодную синеву северного неба у них над головами и стайку птичек, сопровождавших военачальника маи-маи с его сухощавым “костылем” Дьедонне до самого низа, забавно подскакивая на лету. Помню, как раскрылась тайна внутреннего кармана пиджака Хаджа, едва он ступил в тень. Он оказался гордым обладателем целой коллекции паркеровских авторучек.

А дальше случилась накладка, без каких не обходится ни одно солидное деловое мероприятие. По сценарию представители принимающей стороны должны были выстроиться в ряд, на манер почетного караула. Антон объявил об этом заранее: Филип приводит свою “Банду трех” со стороны парка, а Макси одновременно выныривает из глубин дома вместе с Мвангазой и его свитой — и происходит знаменательная историческая встреча участников конференции. Мы же, все остальные, стоим по струнке, и гости либо пожимают нам руки, либо нет, это уж как им заблагорассудится.

В результате затея обернулась пшиком. То ли Макси со своими спутниками где-то подзадержались, обходя территорию, то ли Филип со своими делегатами слишком уж резво припустил. Или старина Франко благодаря помощи Дьедонне передвигался быстрее, чем от него ожидали. Как бы там ни было, вышла нестыковка: Филип явился с делегацией, распространявшей сладостные ароматы моего африканского детства, а приветствовать их смогли лишь переводчик, утративший все свои непрофильные языки, нотариус из французской провинции да осанистый Бенни с “конским хвостом” — и то, едва Бенни понял, что приключилось, как мигом исчез, чтобы срочно найти Антона.

На любой другой конференции я бы сразу взял дело в свои руки, поскольку переводчик экстра-класса обязан быть готовым к роли дипломата, если это понадобится, и мне не раз доводилось сглаживать конфузы подобного рода. Но эту операцию контролировал Филип. К тому же опытный взгляд его глаз, сияющих добродушием на гладком пухлом лице, мгновенно оценил сложившуюся ситуацию. Восклицая “Ah, parfait, vous voilá!”[25], Филип сдернул с головы панаму, чуть поклонившись мне и обнаружив густую, совершенно седую шевелюру, немного подвитую и зачесанную в два небольших рожка над ушами.

— Позвольте представиться, — начал он на изысканном парижском французском. — Меня зовут Филипп, я консультант по вопросам сельского хозяйства и преданный друг Конго. А вы, месье?..

Его идеально ухоженная седая голова наклонилась в мою сторону, как будто он был глуховат на одно ухо.

— Меня зовут Синклер, месье, — отвечал я ему с не меньшей живостью и на том же языке. — Переводчик, работаю с французским, английским и суахили. — Цепкий взор Филипа переметнулся на Джаспера, и я тотчас же уловил намек. — Позвольте представить всем вам месье Джаспера Альбена, нашего высокопрофессионального юриста из Безансона, — выдал я и для пущего эффекта добавил от себя: — Мне бы хотелось от имени всех, кто здесь работает, приветствовать наших уважаемых гостей из Африки. Добро пожаловать!

Это мое спонтанное красноречие вызвало реакцию, какой не ожидал ни я сам, ни даже Филип, насколько я мог судить. Старина Франко отодвинул локтем своего поводыря Дьедонне и крепко сжал мои руки в своих. Наверное, для среднестатистического, не слишком проницательного европейца Франко выглядел как типичный чернокожий исполин в костюме с искрой, неуклюже пытающийся выказать свое понимание обычаев Запада. Но только не для Сальво, незаконнорожденного ребенка. Перед Сальво стоял самозваный защитник нашей миссии, отъявленный пройдоха, известный монахам и слугам как Бо-Визаж[26]. Браконьер-одиночка, отец несметного количества детей, обычно он неслышно появлялся возле дома из красного кирпича после заката, с допотопным бельгийским ружьем и ящиком пива в руках. Глаза его светились волшебством джунглей, из охотничьей сумки торчали ноги заваленной антилопы. Не меньше двадцати миль одолевал он пешком за день, чтобы предупредить нас об опасности. На рассвете его находили сидящим на пороге — он улыбался во сне, придерживая ружье на коленях. В тот же день после обеда его можно было встретить на городской рыночной площади, где он втюхивал свои ужасающие сувениры незадачливым туристам, приехавшим на сафари: то отрубленную лапу гориллы, то высушенную безглазую голову импалы.

— Бвана[27]Синклер, — провозгласил сей почтенный джентльмен и потряс кулаком, требуя всеобщей тишины. — Мое имя Франко, я старший офицер воинских соединений маи-маи. Мои люди — надежная сила, созданная нашими предками для защиты нашей священной земли. Когда я был еще ребенком, руандийские подонки напали на нашу деревню и подожгли посевы на полях, а потом со злости порубили на кусочки трех наших коров. Мать спрятала нас тогда в лесу. А вернувшись в деревню, мы увидели, что эти выродки подрезали поджилки отцу и двум моим братьям, и четвертовали их. — Он ткнул своим кривым большим пальцем в Дьедонне, который высился позади него. — Когда же моя мать умирала, эти тараканы баньямуленге не дали ей добраться до больницы. Шестнадцать часов она умирала на обочине дороги у меня на глазах. Вот почему я не могу быть другом чужакам и захватчикам. — Шумный вдох, мощный выдох. — Согласно конституции маи-маи официально включены в состав армии Киншасы. Но это только на бумаге. Киншаса дала моему начальнику красивую генеральскую форму, а денег, чтобы платить солдатам, не дает. Киншаса пожаловала ему высокий чин, а оружием не снабжает. Так что духи велели моему генералу прислушаться к словам этого Мвангазы. И поскольку я уважаю своего генерала и подчиняюсь наставлениям тех же духов, а еще потому, что вы обещали нам хорошие деньги и хорошее оружие, я приехал сюда выполнять генеральский приказ.