Книга Песнь меча - Розмэри Сатклиф

— Что теперь? — крикнул Бьярни человеку, который принял его коня.

Тот покачал головой.

— Не бойтесь, — сказал он, — не бойтесь.

Видимо, это были единственные норвежские слова, которые он выучил к сегодняшнему вечеру. Они вошли в узкую расщелину, заросшую дроком, которая спускалась с самой вершины утеса; сначала шли факелоносцы, затем Дангадр, ведя за собой Гроа, и остальные гости свадебного пира, пикты и северяне. Бьярни оказался рядом с капитаном «Фионулы» и спросил:

— Куда они ведут ее? Что происходит?

Тот пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, они проведут брачную ночь в каком-то особом месте.

Ущелье выходило на самую вершину утеса и превращалось в тропинку, петлявшую с другой стороны вниз, по крутому склону, до серой галечной отмели выше линии прилива. И там, на расстоянии всего в несколько ладей, возвышался один из трех утесов устья Пентленд-Ферт, и холмы острова Хой на севере.

Утес круто поднимался из моря, усеянный птичьими гнездами с самого подножья, где бил прибой, и до зарослей ковыля на вершине. Здесь же, в глубине острова, тропинка, похожая на ту, по которой они только что шли, блуждала в свете факелов, заранее расставленных по всему пути, между выступами и крутыми травянистыми склонами. А легкая, как лепесток, рыбацкая лодка ожидала у воды, покачиваясь на гальке.

Все было так странно, что потом Бьярни вспоминал этот день, как сон. Желтые пятна дрока на темном ковре кустов, горячий, смолянистый запах факелов вперемешку с холодными парами морского тумана — где-то высоко над ними забили барабаны, когда Дангадр усадил леди Гроа в лодку, и гребцы взялись за весла.

Всю короткую летнюю ночь на вершине холма били в кожаные барабаны, вплетая в их пульсирующий ритм нежные напевы свирели, и гости брачного пира удобно расположились на каменистом склоне, следя за тем, чтобы никто не приблизился к гребню утеса под сиянием новой луны. На рассвете лодка вернулась, выплыв из колец тумана, который начал подниматься с моря. Вождь высадил свою жену на берег, и они двинулись в обратный путь по тропинке. Тогда барабанный бой прекратился, и утро показалось удивительно бледным и опустошенным.

На этот раз в воротах их встречала целая толпа жителей, в основном женщин. И в усадьбе Дангадра в тот день устроили пир, как вчера у Рыжего Торштена, — все ради укрепления союза между двумя народами. А Бьярни уже начал подумывать, что довольно пировать и веселиться, и пора возвращаться в лагерь.

Женщины разукрашенного народа не ели на пиру вместе с мужчинами, они садились за стол позже, в отдельном зале. А пока они прислуживали гостям, разносили кувшины с медом и вересковым элем, чтобы рога не пустели. Гроа не было весь день, и вот она появилась среди женщин, с тяжелыми серебряными украшениями на концах убранных волос, в темно-зеленом платье; она налила своему новому господину мед, а затем прошлась между небольшими столами, чтобы наполнить кружки пирующих.

Бьярни, увидев, что она направляется к нему, поднял свою кружку и сквозь шум бурного застолья, спросил:

— Что передать вашей бабушке? Все ли в порядке, леди Гроа?

Она наполнила его кружку, стараясь не пролить ни капли, и подняла на него глаза. Это была уже не та Гроа, которую он знал. Интересно, помнит ли она еще остров Святого Брендана? У нее был вид человека, который, возможно, слишком серьезно относится к своему долгу и к жизни; но она не выглядела ни несчастной, ни испуганной.

— Скажи бабушке, что у меня все хорошо. Скажи, что мне хотелось бы вернуться домой, но я помню, что она рассказывала — о том, как скучала по дому, когда стала королевой Дублина, и утешилась только с появлением первенца, моего отца.

На мгновенье она улыбнулась ему и пошла дальше, с кувшином меда, к очередной пустой кружке.

Утром их небольшой отряд отправился назад в лагерь. Они были довольны. С разукрашенными племенами утвердился мир. Скоро настанет время заменить корабельные навесы соломенными крышами, привезти жен и детей, расчистить землю для пахоты, сеять ячмень и пасти скот, который будут охранять собаки, на пастбищах суровой пустоши.

Лошади бежали неторопливой трусцой, совсем не так, как два дня назад, и Бьярни задумался: как бы привезти Хунина с Малла — если, конечно, ему не придется вернуться на Малл самому, тогда лучше не забирать пса. Как же хорошо было бы вновь почувствовать в своей руке большие черные трепещущие уши…

В начале лета уже была одна драка — Йон Оттарсон, который ехал рядом с ним, получил тогда незаживающую рану чуть ниже плеча, — но на сей раз все прошло на редкость мирно, о чем они почти жалели.

Наконец они подъехали к лагерю, которому суждено было стать главным поселением северян на Кейтнессе…

— Что-то не так, — сказал Йон и схватился за руку, которая все еще беспокоила его.

Весь склон холма пришел в движение, дрожа, как натянутая кожа барабана. Лошадей пригнали с пастбищ, одни мужчины собрались у кузницы — из нее вырывались отблески пламени, слышался звон и грохот молота по наковальне, другие ждали своей очереди у оружейного хранилища посреди лагеря, откуда к конюшне несли мечи и секиры, и узелки с припасами, чтобы навьючить ими животных.

— Что происходит? — спросил Орм Эриксон гребца «Морского змея», который примостился у ворот и до блеска начищал свой шлем куском замасленной тряпки.

— Вести от ярла Сигурда, вот, что… — сказал он. — Мирные переговоры ни к чему не привели, и снова будет бой. Торштен собирает свою дружину — команды трех кораблей; с восходом солнца выступаем на юг.

Никто не удивился; такое часто случалось.

— Каких кораблей? — поинтересовался кто-то.

— «Морского змея», конечно, «Моржа» и «Фионулы».

У Бьярни перехватило дыхание. Он привязал своего коня вместе с остальными. Как прекрасна жизнь — его не оставят снова в лагере с детьми.

Позже, достав свой походный мешок из сундука и обнаружив, что истрепался один из ремешков горна, он направился к складу в поисках вощеной нити и по дороге столкнулся с леди Од — она смотрела за приготовлением лепешек и сушеного мяса для дружины, пока Мергуд и две внучки готовили целебные мази и полоски ткани.

Леди Од позвала Эрпа, чтобы тот заменил ее на минуту, и отошла в сторону. Видимо, Бьярни был первым, кого она увидела после возвращения кораблей со свадьбы.

— С девочкой все в порядке? — спросила она.

Бьярни кивнул.

— У леди Гроа все хорошо. Мне удалось переговорить с ней до отъезда, и она просила передать, что хотела бы вернуться домой, к вам, но она помнит, о чем вы рассказывали ей — как скучали по дому, когда стали королевой Дублина, и утешились только с рождением вашего первенца, ее отца.

— Моего первенца… — сказала Од, и взглянула туда, где Рыжий Торштен стоял посреди лагеря с секирой на плече, и его медная борода горела пламенем в лучах заходящего солнца.