Книга Другой путь - Дмитрий Бондарь

К громиле в красных штанах подошел еще один такой же, чуть ниже, но зато с монументальным пузом, они что-то весело стали обсуждать, громко хохоча на весь терминал.

— Какие-то дикие они совсем, — заметил Захар.

— Капиталисты, чего с них взять? — скорчил презрительную гримасу Артем. — Направо посмотрите, немцы из братской ГДР стоят — тихо, чинно, спокойно. У окна чехи — тоже видно, держатся вежливо и с достоинством, а эти… бестолковые. А вон и наш административный помощник руководителя делегации — Владимир Семенович Бор, сейчас я вас познакомлю.

Мы подошли к серьезному мужику, вполголоса отчитывавшему какого-то невзрачного человека — это было видно по его нахмуренным бровям, рубящим жестам правой ладони и потупленному взору распекаемого.

— …раз услышу подобное, вылетишь из состава с треском! — закончил Бор. — Не знаю, чего там позволяет вам Олимпийский комитет, со мной такие вещи не пройдут. Либо как я сказал, либо вали отсюда в свой Хабаровск! Свободен.

Он повернулся к нам:

— Здравствуй, Артем. Это и есть твои ассистенты?

— Да, Владимир Семенович. Захар и Сергей.

Нам пожали руки.

— Держитесь Артема, — велел нам Бор. — Если потеряетесь, ищите меня, но лучше не нужно теряться незапланированно, потому что будет вам плохо. Лучше всего, чтоб вас никто не видел и не слышал до самого возвращения. Усекли?

— Ага, да, — нестройно ответили мы и пошли за Артемом на посадку.

Раньше на самолете «Ил-62» мне летать еще не приходилось. «Як-40» и «Ту-134» — вот и все, чего я уже опробовал. Очень хотелось посмотреть на новые «Ил-86»; два таких самолета я увидел на поле: они были просто громадны — как киты среди селедок. Я замер перед окном. Артем посмотрел на самолеты и сказал:

— Удобные машины, комфортные, только летают недалеко. Мы без пересадки на шестьдесят втором за двенадцать часов доберемся, а на этих сутки придется мучиться да с пересадкой где-нибудь в Париже.

Пересадка в Париже! Я увидел, как загорелись глаза у подошедшего к нам Захара. И Артем тоже заметил.

— Не раскатывай губу, парень, — усмехнулся он. — Из аэропорта вас бы все равно никто не выпустил. А в посадочной зоне все международные аэропорты одинаковы. Если, конечно, дело происходит не в Африке.

Я несколько раз пытался рассмотреть будущее Артема, но всегда все было одинаково: после того, как он передаст нас в Гаване следующему в длинной цепи сопровождающих, мы о нем никогда больше не услышим. Так же как никогда больше не увидим Владимира Бора.

Первый советский межконтинентальный реактивный самолет «Ил-62» оказался внутри длинной тесной кишкой с двумя рядами строенных сидений — примерно как хорошо мне знакомый «Ту-134», но с добавочным посадочным местом с каждой стороны от прохода. А в остальном — ничего интересного.

Захар великодушно уступил мне место возле окна, и около пяти часов вечера я увидел, как мы оторвались от земли, взмывая в небо навстречу неизвестности.

Артем сидел возле прохода и часто улыбался проходящим стюардессам.

Захар постоянно зевал, борясь с заложенными ушами.

Нас кормили в полете три раза. Дважды я вставал из кресла, чтобы просто пройтись по проходу, размять ноги и затекшую спину.

Едва ли не впервые за последние месяцы у меня появилось время подумать о происходящем. И первый вопрос, который я себе задал, был такой: почему мои «несгибаемые старики» мне поверили? Ведь они сами строили «Союз нерушимый»! Неужели выстроенная ими система не имела никакого запаса прочности и они точно знали, что она рухнет? Тогда что они за строители и не зря ли я им доверился? Ведь пока я научусь что-то делать сам, пройдет немало времени, и пока оно будет идти, я все буду делать так, как мне скажут — не без сопротивления, конечно, если увижу от действия негодные последствия, но все-таки не сам. Что двигало ими, когда они принимали решение? Почему они согласились на какую-то невнятную игру с отдаленными перспективами, вместо того чтобы поговорить с теми товарищами, что остались во власти, и удалить из Кремля явных предателей? Не хватало политического авторитета? Но если им не хватало, то каков же был вес в партии у тех, кто реально что-то решал? Или мы все-таки стали участниками какой-то хитрой интриги? Но тогда нас должны были держать при себе — к чему отправлять на край света идеальный детектор? Хотя какой из меня идеальный детектор — все мои знания о будущем — это лишь моя личная память и газетные статьи, объясняющие, что и как произошло. И тогда мои старики должны понимать, что реальной подоплеки многих вещей я просто не могу знать — потому что эта информация и в будущем для меня будет недоступна.

К примеру — был ли Горбачев «агентом влияния»? Как-то так устроена психология, что когда человека убедили в том, что дважды два равно пяти, то даже разум оказывается бессилен этому убеждению сопротивляться. Я прибавляю два к двум, я раскладываю каждую двойку на единицы и складываю уже их, я каждый раз получаю ЧЕТЫРЕ, но я в это не верю, потому что убежден, что должно получиться ПЯТЬ. Так и с Михаилом Сергеевичем: человек ведет себя как вражеский агент, сдавая все достижения страны, ее народ и ее ресурсы, говорит, как вражеский агент, замазывая дерьмом все вокруг, хитрит и изворачивается как уж на сковородке — но вот поди ж ты! Нет прямых доказательств, что ему за это заплатили, что его заставили и научили — и я свято верю, что он просто хотел как лучше, а получилось так, как получалось у российского посла в Украине, заслуженного газовика и вообще хорошего человека.

Находилась ли на самом деле наша страна в том предсмертном состоянии, выход из которого был возможен только через ту действительность, что была должна сложиться? Ничто вокруг на это не указывало: народ сыт-обут, ну да, не все всегда есть, случается дефицит какого-то товара вроде мыла или стирального порошка, но только для тех, кто не хочет ничего делать.

Про стиральный порошок нам на лекции рассказали байку, что исчез он потому, что понадобился советским доблестным войскам для устроения сейсмической атаки. Якобы с помощью насосов закачают мыльный раствор под землю — чтоб смазать всякие геологические слои и тектонические плиты, потом подорвут в определенном месте килотонн двадцать и пошло-поехало сверхземлетрясение на всей территории вероятного противника! Мы посмеялись и попросили у лектора адрес пункта приема стирального порошка, чтобы принести хотя бы «жменю» на помощь родимым армии и флоту. Он отшутился, сказал, что сам занял очередь, но движется все очень медленно, потому что советская власть ударными темпами вводит в эксплуатацию все новые и новые заводы бытовой химии на страх потенциальному противнику.

Может быть, мои «железные старики» просто знали цену своим товарищам, засевшим в Кремле? Готовых на что угодно, лишь бы остаться у кормушки? Надеюсь, когда-нибудь Павлов и Воронов меня просветят на этот счет. Вот кстати, когда я «вспоминал» о Павлове теперь — он все так же бросался с балкона на газон в октябре девяносто первого. А Воронов умирал на три года позже. Странно это.