Книга Шкатулка Люцифера - Наталья Александрова

– На вас напали? – перебил ее Старыгин удивленно и озабоченно. – Что же вы сразу не сказали? Вы не пострадали?

– Как видите. – Агриппина поморщилась.

Ей не понравилось появившееся на лице Старыгина выражение беспокойства и сочувствия. Больше всего на свете она не любила, когда ее жалеют, с молодости усвоив тезис, что жалость унижает. Когда мужчины смотрели на нее как на слабое и беспомощное существо и норовили подставить ей свое пресловутое «надежное плечо», это вызывало у нее только насмешку и раздражение. Она была женщиной сильной и самостоятельной и привыкла в жизни рассчитывать только на свои собственные силы.

Сейчас она пожалела, что вообще поведала Старыгину об этом неприятном инциденте – не смогла удержаться, должно быть, сказался выпитый коньяк.

Дмитрий Алексеевич увидел набежавшую на ее лицо тень и истолковал ее по-своему.

– Вам непременно нужно показаться врачу!

– Вы не забыли – я сама врач! – усмехнулась Агриппина. – Не беспокойтесь, никакие жизненно важные органы не задеты и все кости целы. Даже сумку свою я благополучно вернула. Вот этим бандюганам действительно стоило бы посетить врача. Правда, я старалась не наносить им серьезных увечий, но они меня здорово разозлили, и я их отделала как следует…

– Ничего себе! – Старыгин удивленно воззрился на свою гостью. – Вы раскрываете передо мной свои новые грани! У вас что – черный пояс по карате или разряд по дзюдо?

– Всего лишь хорошее знание анатомии, – отмахнулась Агриппина. – И хватит об этом!

Ей не понравился его игривый тон. Что это значит – она раскрывается новыми гранями? Она вообще не собирается перед ним раскрываться. Сболтнула сдуру про нападение, он и всполошился! Ишь как его разбирает, про врачей заговорил, еще немножко – и сам в больницу повезет! На руках понесет! Нет, все-таки зря она согласилась на кофе и коньяк, нужно было забирать сумку и топать отсюда домой…

И тут же она вспомнила свою убогую коммуналку, обшарпанные стены и вечно занятую ванную, и алкаша Федю, спящего на ватном одеяле возле своей двери, и зябко поежилась. Было бы куда торопиться! Как ни посмотри, а гораздо приятнее сидеть тут, в тепле и уюте, и попивать коньячок, хотя общество хозяина квартиры ей не слишком приятно. Как и его кота.

– Налить вам еще коньячку? – сердобольно предложил Дмитрий Алексеевич. Он подумал, что она вздрогнула от холода или от неприятных воспоминаний.

– Нет уж, спасибо! – Агриппина решительно поднялась с кресла. – Мне уже пора!

– Я вас отвезу! – заторопился Старыгин.

– Это лишнее, – процедила Агриппина. – Я прекрасно доберусь на маршрутке.

– Но у меня душа болит за вас… – Он запнулся на полуслове, наткнувшись на ее жесткий взгляд.

– Нет никакой души! Я говорю вам это как врач. Уж поверьте, я достаточно хорошо изучила внутреннее строение человеческого тела. Душе там нет места!

– Вы, врачи, все немного циники, – пробормотал Старыгин, – позвольте с вами не согласиться. Я бы все-таки отвез вас домой…

Она открыла рот для резкой отповеди, как вдруг рыжая молния метнулась через всю комнату и восемь острейших когтей полоснули Агриппину по ноге. Она вскрикнула и упала в кресло.

– Василий, что ты себе позволяешь? – рассердился Старыгин. – Разве можно так обращаться с гостями?

«А разве можно так обращаться с хозяевами? – выразительным взглядом ответил кот. – Ее приняли в приличном доме, коньяком напоили, а она грубит и ругается!»

Неизвестно, понял ли кота Старыгин, но Агриппина устыдилась своего поведения. В самом деле, к ней по-хорошему, а она даже спасибо не сказала…

Она украдкой осмотрела ногу. Брюки не дали острым когтям сделать свое черное дело или кот действовал больше для острастки, но все оказалось не так плохо.

– Эти бандиты, что напали на вас… – заговорил Старыгин после некоторого молчания. – Вы считаете, что это случайность?

– Нет, конечно, – ответила Агриппина, – приходится признать, что напали они не просто так, поджидали именно меня. Однако я все думаю – что же они искали? У меня нет ничего особенно ценного – ни драгоценностей, ни больших денег, ни ценных бумаг… И после рассказа об истории в больнице…

– Послушайте. – Старыгин вдруг вскочил, пораженный догадкой. – А не могли они искать что-то, что вы привезли из Таллинна? Тогда неудивительно, что они ничего не нашли – ведь ваша сумка случайно оказалась у меня…

Агриппина смерила его насмешливым взглядом. Она хотела сказать, что сумка попала к нему исключительно по его рассеянности и безалаберности, но вовремя удержалась от колкого замечания и вместо этого проговорила:

– Может быть, вы правы. А ведь я действительно кое о чем забыла…

Агриппина встала и подошла к своей сумке. Расстегнув наружный карман, она достала оттуда какой-то плоский пластмассовый кружок.

– Вот это… правда, ума не приложу, кому и зачем это могло понадобиться…

Она бросила пластмассовый кружок на стол перед Старыгиным.

Это оказался обычный номерок, какие выдают в гардеробе театра или концертного зала, – плоский овальный жетон с круглым отверстием и выбитыми на нем буквами – ДКВС.

– Что это? – удивленно спросил Старыгин. – Откуда это у вас?

– Что это – по-моему, понятно, – фыркнула Агриппина. – Для особенно догадливых – номерок из гардероба. А вот как это ко мне попало – это отдельная история. То есть, собственно, часть той истории, которую я вам уже рассказала.

Она погрозила кулаком коту, который злобно посматривал на нее из-за дивана, и начала рассказ:

– Когда я была в палате у того пациента – ну, у раненого, который выжил благодаря смещенному положению сердца, – у местного хирурга вдруг зазвонил мобильный телефон. В принципе в палатах интенсивной терапии не разрешают включать мобильники, но он ждал очень важного звонка и поэтому нарушил правила.

Так вот, услышав звонок, он извинился и вышел в коридор, чтобы поговорить.

Таким образом я осталась наедине с раненым.

И как раз в это мгновение он пришел в себя… то есть, по крайней мере, открыл глаза. Он увидел меня, но его сознание было спутанным и, видимо, он принял меня за кого-то другого. За какую-то свою знакомую.

– Юля! – забормотал раненый, с трудом разлепив пересохшие губы. – Юля, как хорошо, что ты здесь!

Агриппина не стала с ним спорить, не стала убеждать его, что он обознался. Она проговорила что-то сочувственное и утешительное и поправила сбившееся одеяло.

Однако тот пришел в возбуждение, попытался приподняться, тянул к ней руки и повторял:

– Юля, возьми это! Возьми, иначе мне конец!

– Не беспокойся, – проговорила Агриппина озабоченно. – Лежи смирно, если хочешь, чтобы рана зажила…

– Юля, возьми! – повторял парень. – На тумбочке, под лампой… возьми скорее!..