Книга Красная петля - Реджи Нейделсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У койки расположились четверо. Пожилая женщина в льняном костюме и соломенной шляпке сидела в кресле, не касаясь спинки, рядом с ней, с бокалом вина в левой руке, – мужчина средних лет в шортах-бермудах и рубашке для поло с портретами игроков на кармане, будто его вызвали с матча; еще была женщина, оказавшаяся бывшей женой Сида, в клетчатой юбке и розовой блузке без рукавов, и девочка-подросток в джинсах.
На столике в углу стоял большой электрокофейник и поднос с пирожными, матово поблескивала сахарная глазурь, просвечивали синим ягоды в кексах, там же находились бутылки вина и ряд бокалов.
Медбрат Луис попятился из комнаты. Я придержал его, чтобы расспросить о Сиде.
– Мы отключили жизнеобеспечение, сын дал добро, и ничего не произошло. Вот им и приходится сидеть и ждать, – сказал он. – Я слышал, как одна из дам позвонила кому-то по мобильнику и сказала: «Захвати вина». А немного спустя парнишка лет девятнадцати-двадцати притаскивает сумку, выгружает из нее бутылки вина, расставляет стаканы, разливает. Люди приходят навестить, а в промежутках семейство спорит о всякой ерунде, и все сидят и пьют, а он просто лежит.
– Где сын?
– Я видел, как он выходил недавно, может, перекурить, – ответил он.
– Спасибо.
Я немного постоял у двери. Никто не взглянул на меня, а я прислушивался к тихому семейному диспуту у одра Сида.
Наконец девочка встала со стула.
– Вы кто? – спросила она.
– Я был его другом. А ты?
– Внучатая племянница, но мы дружили.
– Соболезную, – сказал я, и мы вышли в коридор.
– Лучше бы ему просто дали уйти.
– Так и сделали.
– Да, но он не умирает. Не хочет умирать.
– Это тяжело.
– Только не для них. – Она махнула на компанию в палате. – Они обожают вздохи у одра, ритуалы. Всякий раз такое устраивают. Так они чувствуют себя святыми, – усмехнулась она. – А я терпеть не могу. В жизни бы не пришла сюда, только ради Сида.
– Ты звала его Сидом?
– Конечно. Мы были друзьями.
– Часто виделись?
Девочка покачала головой и заплакала.
– Реже, чем хотелось бы, – тихо сказала она. – Меня не пускали. Не хотели, чтобы я общалась с ним. Его считали чудаком, чужаком, потому что он вел себя не так, как хотелось бы семейке. А мне это и нравилось. Мне он нравился. Все, пора к ним.
– Что значит – был чудаком?
Она обернулась.
– Ну, он был геем. И помешан на русских.
– Можно потом поговорить с тобой?
– Конечно. Я никуда не денусь.
Однако я не поговорил с ней, ни тогда, ни после. Я прошел на пост. Медбрат Луис сидел за компьютером. Миниатюрная ямайская женщина собирала сумку, собиралась домой после смены.
– Вы коп или что-то вроде? – спросила она меня.
– Что-то вроде.
– Такое внимание не льстит, – заметила она враждебно. – Приходили уже копы, само собой. И копы, и семья – и все на мою голову. У меня дежурство кончилось пятнадцать минут назад, но я задержалась, чтобы помочь, а вы все лезете и лезете.
Мне была нужна информация.
– Покорнейше прошу простить.
– Если не нравится, как я веду дела, могу позвать администратора, – сказала она. – Могу попросить, чтоб вам прислали правила больницы. В распечатанном виде. Но я не имею права рассказывать о пациентах, даже если вы коп. Не говоря уже о том, что я не видела вашего жетона.
Я достал бумажник и предъявил ей жетон. В том же кармашке оказалась карточка, которую мне дал тот охранник, обругавший байдарочников. Компания «Оруэлл Лимитед». И адрес в Ред-Хуке.
Эта карточка легко могла затеряться среди прочего мусора в моем бумажнике. Бывает, раз пять что-то попадается на глаза, но ты не обращаешь на это внимания. Каждый детектив знает, что большинство открытий наполовину случайны: осенит или не осенит, уловишь связь или проглядишь. Я ничем не лучше многих копов. Эта карточка могла бы упокоиться в недрах бумажника, если бы медсестра не пожелала увидеть мой жетон.
Она уже направлялась к двери, когда Луис поднял глаза и обратился ко мне:
– А как насчет того русского?
– Это не его дело, – кратко бросила сестра, подхватила сумку и удалилась, маленькая, но властная, что сквозило даже в походке.
– Какой русский? – спросил я.
Луис пригнулся к стойке, разделявшей нас, и стетоскоп, болтавшийся у него на шее, едва не угодил в цветочный горшок в розовой фольге, украшенный ленточкой. Взял шоколадную конфету из открытой коробки и поведал, что Сида приходил навестить один крупный русский мужик. Огромный.
– Он представился? – спросил я. Спина покрылась холодной испариной.
– Нет, но я уверен, что он русский. Хотел знать все о случившемся. Поздоровался со всеми нами за руку. Сунул всем на чай. Расплакался, когда увидел мистера Маккея таким вот. А что? Вы его знаете? Что-то вы побледнели. Ну-ка, присядьте. Может, давление вам померить?
Визитку из бумажника я теперь держал в руке. Впервые с той минуты, когда я зашел навестить Сида в воскресенье, я испугался по-настоящему. Панически. Максин ждет меня. Ночь близится. Я опаздываю. Сид одной ногой на том свете. На карточке значилось «Оруэлл Лимитед», компания принадлежала Толе Свердлову.
Мой ботинок угодил в щель между бордюрными камнями, я споткнулся и грохнулся, выставив руки. Больно до чертиков. Вид у меня был самый идиотский, но на этой задрипанной улочке на задворках Ред-Хука зрителей не нашлось.
Здесь были два дома с высоким крыльцом, стены покрыты дешевой штукатуркой. Похоже, двери были заперты. Как и четыре лавки, стоящие в ряд: гофрированные жалюзи, заляпанные граффити, наглухо задвинуты; приземистая евангелистская церковь с плоской крышей пребывает в безмолвии; на пустой парковке покоятся два обгоревших и ржавых автомобиля. В конце улицы угадывалась река, но уже темнело, и за пределами лужицы света от единственного фонаря густели сумерки.
Передай привет Толе Свердлову, сказал Сид. У Сида имеются архивы, говорил мне Толя; у него есть информация. Русский верзила наведался в больницу, всех там умаслил. Охранник в Ред-Хуке, нанятый, чтобы никого не пускать на набережную, работает на Толину компанию. «Оруэлл Лимитед».
Толя владел дюжиной мелких фирм, как он прижался мне однажды, выложив их названия; я запомнил лишь «Оруэлл», потому что это была самая удачная Толина шутка назвать компанию в честь Джорджа Оруэлла. Он таскал с собой потрепанный бело-оранжевый томик «1984» издательства «Пингвин», то самое издание, которое он еще подростком купил в Москве, в школьном туалете. Я всегда говорил ему, что «Прекрасный новый мир» Хаксли – вещь гораздо более сильная и пророческая, но его было не переубедить. Слишком долго он считал Оруэлла своим богом.