Книга Черные Земли - Белинда Бауэр

— У тебя есть дети, Син?

Эллис невидяще посмотрел в его сторону:

— Что?

— День отца, — медленно, словно ребенку, объяснил Эйвери. — У тебя есть дети? У вас с Хилли.

— Нет, — ответил Эллис. На мелководье его мозга началось какое-то волнение.

— Жаль, — сказал Эйвери.

— Да. — Эллис нахмурился.

Эйвери глубоко вздохнул и отчетливо уронил в возникшую между ними тишину:

— Видимо, уже не будет.

Внезапно тот факт, что он просидел в тюрьме два года и просидит еще как минимум двенадцать, застарелым, двухлетней давности шоком ударил Эллиса в грудь и выбил оттуда весь воздух.

С пустыми глазами и приоткрывшимся ртом он покачнулся.

Райан Финлей нетерпеливо позвенел ключами:

— Эй ты, поживей.

Он понятия не имел, что это его последние слова.

Эллис швырнул свой поднос в лицо Финлею. Поднос был не тяжелый, миска, стоящая на нем, из пластика, — но отчаянная ярость придала Эллису сил, и надзиратель свалился как подкошенный, из носа хлынула струя крови, как из детского водяного пистолета.

В первый момент все еще могло пойти по другому сценарию. Заключенные наблюдали бы, как Син Эллис бьет Райана Финлея подносом, а каша разлетается во все стороны, до тех пор, пока Эллиса не оттащили бы подоспевшие охранники.

Заключенные могли просто убраться подальше.

Но несколько кратчайших секунд — и все эти возможности канули в небытие.

Забыв про селедку, заключенные толпой хлынули на Финлея.

Дюжина охранников, за секунду до этого ковырявших в носу от скуки, бросились на помощь надзирателю, размахивая дубинками, точно дворовая футбольная команда, преследующая мяч.

Кто-то из заключенных перекинулся на них, кто-то — друг на друга, желая свести старые счеты немедля и навсегда, без утомительного обмена сигаретами и сексуальными услугами.

Раздались свистки и испуганные крики: «Заприте все двери!» Яростный стук подносов и переворачиваемых столов разнесся по зданию.

Эйвери приспособился к ситуации со скоростью, которую вряд ли смогла бы объяснить теория Дарвина. Не успел еще Райан Финлей коснуться пола, как мысли Эйвери рванулись от селедки и Эллиса к мимолетному отражению С.Л. в боковом зеркале. Пока остальные громоздились на Финлее, он аккуратно опустил поднос на ключи, послушно выпавшие из разжавшейся руки.

Никто ничего не видел. Всем было наплевать. Все были заняты дракой.

«Вот потому я и не связываюсь с идиотами», — подумал Эйвери.

Он отодвинул свой поднос, а вместе с ним и ключи, подальше от места схватки, небрежно наклонился и поднял связку.

Несмотря на все свое спокойствие и творившийся вокруг хаос, Эйвери понимал, что нужно действовать быстро. В любой момент охрана может восстановить порядок в кухне, и шанс будет упущен. Или, что еще хуже, охрана не сможет восстановить порядок в кухне.

Поскольку педофилы считаются нижайшей кастой, Эйвери понимал: в случае чего гнев обратится на него и подобных ему.

Несмотря на то что времени было в обрез, Эйвери огляделся. Все работники кухни уже пролезли под раздаточными стойками и со всех ног мчались к двери с надписью «Только для персонала».

Эйвери нырнул под стойку и дал себе еще секунду на раздумья.

Он осмотрелся и увидел, что угодил в озерцо каши, испачкав ботинки. Конечно, это были черные казенные ботинки, но Эйвери привык следить за своим видом, и его мгновенно охватило раздражение. Он покрутил головой, ища, чем бы вытереться, но под ногами были лишь картофельно-морковные очистки. Эйвери скривился. Знай он, какая у них грязь, в жизни не стал бы ничего здесь есть.

Он выхватил что-то белое из ящика под стойкой, это оказался поварской халат. Секунду Эйвери колебался — вытереть ботинок или надеть халат, потом стянул серый лонгмурский свитер с голубыми королевскими полосками по бокам и облачился в халат.

В том же ящике обнаружилась коробка с шоколадными батончиками. «Твикс». Эйвери не особенно любил шоколад, но на всякий случай прихватил полдюжины батончиков и рассовал по карманам джинсов.

А вот еще стопка чего-то белого. Колпаки. Уродские хлопчатобумажные колпаки, делающие и мужчин и женщин одинаково похожими на бесполых и лысых онкобольных. Делающие их одинаковыми.

Эйвери быстро надвинул колпак пониже на лоб, прикрыв волосы, потом сдвинул как положено. Посмотрел на свое отражение в металлической двери буфета. На него глядело тестоподобное никто. Никто коротко ухмыльнулось.

Эйвери вытер ботинок своим серым свитером, встал, не выпрямляясь во весь рост, чтобы из-за стойки был виден лишь белый колпак, и метнулся к двери с табличкой «Только для персонала». Эйвери очень удивился, обнаружив, что дверь незаперта. Это же тюрьма, боже ты мой! Они всерьез думали, что дурацкая табличка кого-то остановит? Если бы обитатели Лонгмура слушались табличек, таких как «Правонарушители будут задержаны» или «Не воруй в магазине — попадешься!», они бы, наверное, до сих пор гуляли на свободе.

Несмотря на ситуацию, Эйвери усмехнулся, представив развешенные по соседству с домом таблички «Детей не убивать!».

Он открыл дверь и погасил улыбку: перепуганные поварихи и раздатчицы жались вдоль стены. Эйвери они встретили подозрительными взглядами. Он тут же развернулся к двери, через которую вошел, чтобы запереть ее.

— Где замок?

— П-похоже, нету, — проговорил прыщавый мальчишка.

Эйвери всегда подозревал, что тот плюет в баночку с горчицей. С удовлетворением он отметил, что мальчишка растерял всю свою заносчивость. Прыщи так и пылали на побелевшей от ужаса физиономии, нижняя губа дрожала.

— Помогите забаррикадировать эту чертову дверь, не то они все ворвутся сюда!

Эйвери катнул к двери металлический стол на колесиках. Он знал, что толку от стола чуть, но надо же было подать пример. Круглолицая повариха средних лет, на бейдже у которой значилось «Эвелин», тоже взялась за дело, рассудив, что Эйвери, будучи врагом ее врагов, может считаться другом.

Вдвоем они, пыхтя от натуги, принялись двигать к двери морозильный шкаф. Через минуту к ним присоединились еще четверо или пятеро из дюжины работников столовой.

Когда морозильный шкаф оказался придвинут к двери, Эйвери снова ощутил на себе подозрительные взгляды.

Разум заметался в поисках выхода, и Эйвери порадовался, что натренировал его заранее.

Ему на руку было три момента. Во-первых, на кухне та еще текучка кадров, и он это знал. Сам он мог припомнить только прыщавого мальчишку и Эвелин, остальные работали здесь не так давно. Во-вторых, со своей внешностью он не выделялся из толпы — особенно из толпы людей в одинаковых серо-голубых свитерах. Даже если он попадался им на глаза раньше, белый халат и особенно колпак вконец обезличили его. И последнее: за исключением прыщавого мальчишки и старика в мешковатых брюках, похожего на цирковую мартышку, тут были одни женщины. И феминизм там или нет, а женщины — Эйвери это знал — гораздо меньше расположены связываться с мужчинами. Памятуя обо всем этом, он с деланным облегчением выдохнул и обвел глазами кухонный персонал: